лучшую школу.

    Оставалось еще одно дело.

    Цистерны Клиттманна, естественно, оказались первыми поражены чумой. Как только провели наземную телевизионную линию, я позвонил в Реатт и приказал разыскать продовольственные запасы, о которых говорил Бек. И после того, как я их нашел, позволил себе позвонить Палрамаре.

    На экране появилось ее лицо. У земных телевизоров никогда не получались истинные цвета, и ее лицо вышло розоватым, а не зеленым. Коротко - если только можно об этом рассказать коротко - я сообщил ей обо всем случившемся, в том числе и о том, что Бек мертв.

    Она восприняла эту весть без видимых проявлений чувств.

    - И что теперь? - спросила она.

    Что она имела в виду, политику или нас?

    Нас. Это та самая проблема, с которой я борюсь с тех пор, как убил Бека, если только не занят неотложными делами.

    Я понимал, что если захочу Палрамару, то снова могу ее получить. И я ее хотел. Теперь, когда Бек не мешает, мы снова могли бы быть вместе. Нас все еще тянуло друг к другу, и это еще поработает в нашу пользу.

    Но я также понимал, что если очень постараюсь, то смогу освободить Дальго с Мерамы. Выбор был за мной.

    На меня смотрели ее расширенные зрачки. Я проглотил слюну.

    - Я сделаю все, что смогу, чтобы освободили твоего мужа,- быстро проговорил я. Выражение ее лица не изменилось.

    - До свидания, Палрамара.

    Я резко прервал связь.

    Я всегда был одинок. Могу снова быть одиноким - это не трудно.

    В тысячный раз я подумал, перестал ли существовать призрак Бекмата тогда, когда он исчез, или его увлекло в какую-то другую часть вселенной. Надеюсь, что он уничтожился, так как мне неприятно думать о том, что он бродит где-то потерянный и тоже одинокий.