легендарных земель: Гиперборея. Причем форма и очертания этой земли вновь уводят нас в пространство сакральной географии… и в то же время претендуют на физическую точность, в отдельных своих деталях подтверждаемую исследователями.

Смешение реальной и сакральной географии сродни смешению хаоса и космоса на звездном небе. Впрочем, облик и расположение реальных, земных континентов сами по себе достаточно таинственны. Они повторяют на разные лады фигуру сродни скрипичному ключу: формулу двойной спирали, закрученной противоходом. Кстати, в наиболее ясной форме эта композиция запечатлена в очертаниях именно реальной, физической Антарктиды, своим контуром одновременно напоминающей и структуру мозга человека, и профиль фетуса — сформировавшегося человеческого эмбриона. Но мы редко видим контур этого континента в неискаженном виде из-за его специфического — полярного положения на карте.

— Ну а наше прозаическое настоящее? Неужели же и сегодня в картографии есть еще место для символических загадок и скрытых тайн?

— В двадцатом веке политики вновь заговорили на языке, чем-то напоминающем язык сакральных географов: Север и Юг, Запад и Восток — все эти понятия несли иной, нежели простая географическая ориентация, многоуровневый смысл. И каждый из этих ярлыков оказался окутан определенной аурой, «окрашен своим цветом». Кстати, на политической карте мира до сих пор страны нередко окрашиваются в те или иные цвета не совсем уж нейтральным образом…

— Александр Иванович, я понимаю, в старину верили, что где-то там, за океанами, живут люди с песьими головами, но сегодня белых пятен на картах уже нет. Какая еще может быть новая картография?

— Картографируется ведь не только географический ландшафт. Человечество обитает на собственном, социальном, глобусе, со своими оригинальными очертаниями и «полюсами». И здесь все еще актуальна проблема реальных и формальных границ, только вот формальными оказываются привычные административно-политические границы, а все более реальными становятся какие-то иные: подвижные, дискретные, наплывающие друг на друга.

Мир достаточно долго существовал — несмотря на все многочисленные пертурбации — в сравнительно стабильном состоянии. И все это время сохранялось более-менее единообразное понимание границ. Естественно, сами они менялись, но типология разграничений была устойчивой категорией: не было существенного противоречия между картой географической, картой физической и картой административно-политической. А вот сейчас границы реальные и границы формальные расходятся все дальше, они, если так можно выразиться, «расслаиваются».

В результате возникла проблема нового способа описания социальной реальности, ее новой системы координат. Отражением меняющегося статуса границ становится, например, своеобразный феномен «страны-системы».

— Это что? Страна, которая как бы вылезает из своих национальных рамок?

— Совершенно верно. Возьмем, к примеру, США. Взгляните на карту: вот есть формальные границы государства Соединенные Штаты Америки. Но если вы обратитесь к основополагающим стратегическим документам, допустим, к стратегии национальной безопасности, ежегодным посланиям президента Конгрессу, то увидите устойчивое употребление словосочетаний «зона национальных интересов США», «зона национальной безопасности», контуры которых далеко выходят за обозначенные на карте рамки и начинают фактически охватывать весь мир. Это и есть достаточно новые, весьма своеобразные, но по-своему вполне реальные границы США. Границы, которые они защищают.

Вначале их сеть охватывала очевидные болевые точки, скажем, яркий пример — зона Персидского залива. (При этом нефтяные поставки отсюда жизненно важны не только для США, но даже в большей степени для стран-союзников, Западной Европы, Японии, от чего в свою очередь зависит стратегическая стабильность на планете.) По мере развития глобальной ответственности США в зону жизненно важных интересов стали переходить все новые и новые территории.

С позиции России наиболее чувствительные процессы тут — включение в соответствующие «зоны» частей постсоветского пространства, скажем, Каспийского бассейна. Здесь есть, над чем задуматься.

— Что ж, в современном мире Америка поистине уникальная страна, а что Вы скажете о новой картографии Европы?

— Иной пример «страны-системы», возможно, еще более яркий, доходчивый и очевидный — это европейский Шенген, супер-государство Шенген. Сейчас, когда мы обращаемся за визой в ряд западноевропейских консульств, мы получаем визу не конкретного государства — Испании, Германии, Греции или Франции, а визу, на которой написано «государства Шенген» (правда, на разных языках).

— Согласно Шенгенскому соглашению между рядом европейских стран?

— Да, и тут также происходит некоторая игра между реальными и формальными границами. В более даже сильной степени, чем в случае США, потому что процесс формализации новых границ более продвинут. Что считать реальными и что считать формальными границами? Смотрим на карту Западной Европы и видим национальные государства. Но мы как бы утрачиваем это видение, когда начинаем действовать.

Мы обращаемся в одно посольство и получаем визу, которая позволяет нам осуществить доступ еще в ряд государств, обратившись же в какое-то другое посольство, тоже европейской страны, на карте вполне равнозначное, скажем, Швейцарии — получаем визу, которая такой возможностью не обладает. Вот так даже обычные, формальные границы оказываются не совсем равновеликими.

— Мы побывали в Америке, Европе, а что Азия?

— И тут мы находим нечто весьма интересное. Например, Китай — это, конечно, тоже «страна-система». Вот Гонконг, интегральная де-юре и де-факто (с 1997 г.) часть КНР, но в то же время, заглянув в справочники международной статистики, увидим, что КНР и Гонконг разнесены по разным ячейкам. Хотя дело, конечно же, не только в статистике… (В прошлом году, кстати, с КНР объединилось еще и Макао.)

Вспомним также Тайвань, который КНР считает своей неотъемлемой частью, и международное сообщество в общем (но не в целом) этот принцип признало: Тайвань исключен из ряда международных организаций именно в силу юридически обоснованных претензий Китая. Но в то же время, если мы обратимся к другому аспекту реальности, то увидим, что Тайвань функционирует, фактически, как самостоятельное государство.

Если мы расширим фокус проблемы, то увидим, что ряд государств ЮВА населены в значительной степени китайцами (например, Сингапур). Еще дальше раздвинем фокус, — увидим феномен «хуацяо» —