торжествующее рычание.

— Пусть запомнит! Пусть! Этого еще не было, чтоб человек отказался от жизни…

Фон Штаммер подбадривал своих подчиненных. Иногда он вскакивал, подбегал к Шерали и кричал ему в лицо:

— На том свете, но заговоришь… Я из тебя по букве, по слову, что нужно, вытащу. Понимаешь? Щипцами вытащу…

Шерали Султанов снова погружается в тишину. Только далеко-далеко, словно придавленный чем-то тяжелым, огромным, раздавался писк. Он становился все слабее, слабее.

— Заставить! Заставить!

…Наступила ночь.

СТРАННАЯ ВСТРЕЧА

Паровоз дал протяжный гудок, лес ответил ему многоголосым эхом. Поезд тронулся. Загремели буфера вагонов, застучали колеса на стыках рельс, и вскоре огонек хвостового вагона, дрогнув, исчез во тьме.

На пограничном разъезде «Лесной» наступила тишина.

— Пройдемте, гражданин!

Шерали все еще не мог опомниться.

— Я приехал в отпуск. Произошла ошибка… — в который раз объяснял Шерали.

Лейтенант был невозмутим. Тронув козырек фуражки с зеленым околышем, он повторил:

— Пройдемте… Там разберемся.

Оставалось подчиниться. Растерянно глянув на родных, Шерали хотел было еще раз объясниться с пограничником, но затем досадливо махнул рукой и взял свой чемодан.

Деревянный перрон скрипел под ногами. Шерали шел медленно, тяжело. Он чувствовал на себе взгляды людей. Тамара, вероятно, смотрит испуганно, ничего не понимая, ее сестра Галя, с которой он так и не успел поздороваться, — растерянно. А их отец молча разглаживает бороду: «Черт его знает, а может быть… Сколько лет не видел Шерали?»

Не менее удивлен начальник разъезда. Одинокий человек, он только что, до прихода поезда, радовался счастью Опанаса Гавриловича. Шутка ли, вся семья собирается. То-то оживет хата лесника!

И вдруг — такая история.

Добрый, молчаливый человек, Степан Иванович Козлов не мог найти и двух слов, чтобы посочувствовать старику.

— Выяснится, — только и сказал начальник разъезда.

Опанас Гаврилович, кивнув головой, коротко предложил дочерям:

— Поехали.

Проходя под тусклым фонарем, старик не сдержался. Жестом остановив Тамару, он внимательно посмотрел в лицо внука.

— Ишь, какой чернявый! Давай я понесу. Тяжело, наверное.

Внук очутился в крепких руках деда.

— Бахтияр, значит, — еле заметная улыбка скользнула по губам старика. — Боря… по-нашему. Спит себе Бахтияр, ничего не знает.

И снова замолчал.

Возвращались с разъезда не спеша. Опанас Гаврилович не подгонял лошадей. Дорога плохая — разбудишь ребенка.

Тамара сидела, опустив голову. Галя прижалась к ней, обхватив рукой за плечи. Не виделась Галя со старшей сестрой давно. А встреча получилась какой-то странной, необычной.

Над лесом плыла июньская ночь, синяя, звездная, наполненная свежим ароматом зелени и цветов. Тишину нарушали лишь какие-то робкие таинственные шорохи в глубине леса. Чуть слышно шелестела плотная листва дубов, вершины которых, казалось, поддерживали небо — гордо, с достоинством.

Серебрящиеся при лунном свете березки вынырнули из чащобы торопливо, радостно, будто им очень хотелось первыми встретить гостей, своих старых знакомых.

Но этой красоты ночного леса никто сейчас не замечал.

Опанас Гаврилович, бережно придерживая на коленях внука, терялся в догадках.

Что, собственно, знает он о своем зяте?

Шерали служил в Красной Армии здесь, на Украине. Понравился ему необозримый лесной простор.

— Нам бы такие леса! — часто говорил Шерали. — А место для них найдется.

— Вот и займись. Великолепное дело! — как-то посоветовал командир. — За такую работу не один человек спасибо скажет.

— Думал об этом, — сознался Шерали. — Давно думал. Еще дома.

— Кто же мешает?

— Да никто. Нужно решать.

Командир понимающе кивнул головой.

Шерали рассмеялся.

— Будем так считать.

— Вижу, вопрос решен. Нужно утвердить и точка.

Возвращаться в Узбекистан не позволяло время. Шерали подал заявление в лесной техникум. Он остановился у сослуживца в Киеве. Нужно было подготовиться.

— Как говорю по-русски? — почти каждый день допытывался Шерали у товарища.

— Сегодня лучше. Вчера тоже хорошо, — старался шуткой отделаться товарищ.

— Ты… ты садись. Обещал заниматься, садись.

— Шерали! После армии положен отдых… Заслуженный отдых!

— Потом отдыхать будем.

В техникуме желающих помочь Шерали Султанову оказалось несколько человек. Пришлось вмешаться комитету комсомола — отобрать самых лучших студентов.

Из дома приходили письма. Вначале с обидой: окончил службу и не явился ни на один день. Потом привыкли, стали подробней сообщать новости. Шерали с увлечением рассказывал в письмах об учебе, любил он и помечтать.

«Вернусь к вам, — писал он, — такие сады выращу, каких и в сказке не было».

Многое хотел узнать студент из далекого Узбекистана. Увидел, что товарищ по курсу регулярно, каждый день, изучает немецкий язык, решил: тоже буду. Готовятся студенты к спортивным соревнованиям: ни в коем случае не отстану.

Когда Шерали окончил техникум, к нему обратились с вопросом:

— Куда бы вы хотели поехать на работу? Разумеется, на родину тянет?

— Еще бы!

— Но там лесов мало, — заметил директор. — А вы совсем без опыта. Все же следовало бы пройти основательную практику в лесном краю. В настоящем лесном.

Шерали знал, что ему желают только добра.

И он поехал в лесничество Червонного Гая.

Разъезд, где сошел с поезда Шерали, назывался «Лесной».

С деревянным чемоданчиком, с которым Шерали прибыл еще в армию, стоял молодой лесовод на пустынной станции. Вечерело. Шерали размышлял, куда ему идти.

Пожилая женщина участливо спросила:

— Что стоишь, сынок? Никак приезжий? — и, пристально посмотрев на Шерали, добавила: — Да ты, видать, нездешний. Откуда ты, сынок?

— Узбек я, мамаша, — ответил Шерали.

Рассказав о своем назначении на работу в местное лесничество, Шерали смущенно улыбнулся:

— Вот приехал и не знаю…

— В лесничество, говоришь? Контора-то закрыта сейчас. Поздно. Никого не найдешь. Пойдем со мной. Переночуешь, а завтра видно будет. Утро вечера мудренее.

По дороге словоохотливая старуха рассказывала о своей семье. Остались старики с сыном, а дочь проводили к мужу.

— Наш Тимоха страсть бедовый. Совсем от рук отбился. А ты, сынок, из Узбекистана, говоришь? То-то я гляжу и не пойму — больно ты не похож обличием на наших хлопцев.

Так и остался жить Шерали в доме Василенко. Подружился он с их сыном — рослым, горячим парнем