сюда дней через шесть-семь, не раньше. За это время нас могут перебросить в новый район. За меня тут останутся мой помощник по разведке Щербина и комиссар Кеймах. Это я говорю на тот случай, если ты задержишься. Старшего лейтенанта Василия Васильевича Щербину мы называем «Борода» — он и на самом деле бородатый; а младшего лейтенанта Давида Ильича — «Димой». Вот им и доложишь.

— Это хуже, — проговорил Хатагов, — но кали трэба, дык трэба. Я все же постараюсь доложить лично вам о выполнении задания.

— Это все равно. Ты сейчас своим хлопцам скажи, что они тоже пойдут на задание. Пусть не унывают.

— Хорошо, товарищ полковник, скажу, — ответил Хатагов. — А сейчас давайте команду, снаряжайте нас. К рассвету мы уже будем на полдороге к цели.

— Пойдете в деревушку к той крестьянке, у которой про нас выспрашивали. У нее на плетне, у калитки, будет перевернутый кувшин, черный от копоти. Если кувшина нет — в избу не входите. Придете вторично. Она познакомит вас с Орликом — нашим человеком. Он и снарядит вас. У него и отдохнете.

Они снова вернулись к костру, где Иван Плешков веселил собравшихся, говорил, что так только в сказке бывает: шли в лесу, нашли волшебную фею, и она накормила голодных, обогрела холодных, одарила всех улыбкой.

«Фея», в стеганке и сапогах, с двумя «лимонками» на поясе, смеялась, подбавляя в партизанские котелки новые порции дымящейся каши.

Глава вторая МУЗЫКА МЕСТИ

В пасмурный полдень из леса на опушку вышел человек. Он был в старой заплатанной крестьянской одежде, которая почти сливалась с низко стелившимся густым весенним туманом. Человек, — это был Хатагов, — остановился в кустарнике, который густо разросся по всей опушке, и прислушался. Кругом была тишина. Лишь изредка перекликались птицы, да на железнодорожном полотне раздавались мерные шаги немецкого солдата.

С некоторых пор фашистское командование ввело военные патрули на железных дорогах, которые должны были обеспечить безопасность передвижения эшелонов с военными грузами. Это осложняло боевые действия партизан, и они вынуждены были идти на самую невероятную военную хитрость.

Зеленеющее поле, тянувшееся от опушки леса к полотну железной дороги, поросло редким невысоким кустарником, который здесь подходил почти к самой насыпи. Вдоль нее, то выбегая из кустарника на открытое поле, то прячась снова в кустах, тянулась проселочная дорога, по сторонам которой виднелись две свежевспаханные черные полоски.

«Где же они? — подумал Харитон. — Не заблудились ли в лесу?» Он присел и стал ждать. Порадовался тому, что никем не замеченный подобрался к полотну железной дороги. Это цель. В сумке мина, гранаты — в карманах. Одна — энзе: для себя.

Уже пятые сутки пятерка Хатагова охотится за воинскими эшелонами в районе Вилейка — Молодечно — Воложин. И безуспешно. Вот и вчера сорвалась операция, да еще в перестрелке были убиты два товарища. Еле-еле удалось отбить у врага их тела и похоронить в лесу.

Хатагов ожидал своих товарищей и вел наблюдение за местностью. Перед ним ходил по шпалам немецкий часовой. Он был снабжен рацией и при малейшей опасности мог вызвать подмогу. «Интересно, нет ли с ним напарника?» Наблюдал он за немцем долго и пришел к убеждению, что на этом участке солдат один. Он пунктуально нес свою службу и, прохаживаясь, не спускал глаз с блестевшей колеи.

Неожиданно Хатагов увидел двух крестьян, которые вышли на вспаханные полоски земли. Казалось, они уходили на обед и теперь снова вернулись к своим полоскам, но не поладили между собой и затеяли перебранку. Явственно доносились слова.

— Ты что на моем сеешь? — кричал один.

— Это мое поле, — орал другой, размахивая граблями.

— Проваливай отсюда, пока цел, — накинулся на соперника первый и поддал кулаком под корзинку другого, да так, что у того семена высыпались на землю.

Пострадавший взревел и бросился на обидчика, повалил его, и, сплетясь в клубок, они начали кататься по пашне.

Хатагов с нетерпением наблюдал, что же будут дальше делать его товарищи.

Часовой тоже следил за ссорой и от души смеялся нежданному развлечению. Но когда драка разгорелась, он вдруг решил разнять дерущихся. Спустившись с насыпи и потрясая автоматом, он направился к ним.

«Пристрелит», — испугался Хатагов.

Когда же немец подошел к дерущимся и стукнул первого попавшегося под руку прикладом автомата, произошло то, чего ожидал Хатагов, — крестьяне навалились на солдата, свалили его с ног. Прежде чем тот успел опомниться, у него уже был кляп во рту, и Иван Плешков связывал немцу руки. Второй крестьянин был Петром Адамовичем. Они быстро потащили немца в лес, подальше от дороги.

Подавляя радостное возбуждение, Хатагов только произносил про себя: «Ай да молодцы!»

Путь к «железке» был открыт. Хатагов не раздумывал. Саперное мастерство он не только сам хорошо знал, но и обучал этому рискованному военному искусству других.

Проворством и ловкостью он тоже мог поделиться.

«Скоро должен пройти поезд, скоро должен пройти воинский эшелон, — стучало у него в голове. — Подползти к полотну, взобраться на насыпь, разгрести под рельсом песок и щебенку, вложить в лунку мину. К капсюлю прикрепить шнур. Шнур сто метров. Хорошо, хватит вон до того куста. Там выемка — в, ней и укроюсь…»

«Да… проверить подходы к полотну. Они могут быть заминированы». Хатагов полз на четвереньках, когда его прикрывали высокие кусты, и на животе там, где было открытое поле. «Только бы не нагрянул разъездной патруль. Только бы не обнаружить себя».

Хатагов, внешне казавшийся неуклюжим, сейчас полз так ловко, будто специально только и обучался этому искусству. Полз, оглядываясь, вслушиваясь в тишину. От физического и нервного напряжения пот струился по его лицу. Сумка с миной и саперная лопатка стали во много раз тяжелее.

Но вот наконец насыпь.

С наступлением сумерек туман стал лиловым, умолкли робкие голоса птиц. Вечерний ветерок был ласковым и облегчал дыхание. Хатагов привычно стал выгребать из-под рельса слежавшуюся землю. Предчувствие близкой удачи придавало сил и смелости. Вот уже и лунка готова. В нее с каким-то благоговением и чувством нежной заботы Хатагов вкладывает мину, вот уже и капсюль на месте. Он тщательно маскирует место, где зарыта мина, прикрепляет конец шнура к капсюлю и ползет обратно, разматывая шнур с матовины.

Когда он подполз к кусту, за которым укрылся, посмотрел на часы. «Так и есть, — подумал про себя. — За считанные минуты все сделал, а думал, что