процветающее музыкальное издательство. Для этого Карелу необходимо расстроить брак Маркеты с молодым талантливым композитором Кленкой, в которого девушка страстно влюблена. Карел достигает этого в результате подлой и хитро рассчитанной интриги, пущенной в ход благодаря целой цепи обманов и предательств.

Маркета не только привлекает Карела своей красотой и богатством, она не только нужна ему как «военная добыча» — он просто не может видеть что-либо красивое, чистое, талантливое, не испытывая желания загрязнить, затоптать это, наложив на него клеймо собственника.

Готовясь к решающей атаке, которая должна, как полагает Карел, завершиться его полным триумфом и полной капитуляцией семьи Куклы, куда он внес разлад и несчастье, Карел мысленно беседует с Наполеоном, чье изображение украшает его трость: «Мы поняли бы друг друга куда лучше. Нам обоим хорошо известно, что не может быть сострадания ни к кому на свете, что нет ни доброго, ни дурного, есть лишь поступок, ведущий к цели, либо пагубный для нее, — коль скоро в один прекрасный день ты эту цель обрел и решился ей следовать. Пойдем, старина, сегодня мы составим славную пару». Эти наполеоновские претензии мелкого интригана еще более компрометируют идею «сверхчеловека», которой он руководствуется.

В романе с большой остротой социального проникновения изображена та среда, которая порождает типы, подобные Карелу. В становлении его характера сыграли свою роль и отец, предприниматель, всецело погруженный в свои расчеты и преследующий одну цель — наживу, и мать, изнеженная, не знающая жизни женщина, постоянно страдающая от мигрени и проводящая время за чтением романов. Начав осуществлять свои темные планы, Карел находит союзников в лице мещанской тупости и ханжества того общества, которое окружает Маркету и Кленку, в собственническом эгоизме дяди, безжалостного эксплуататора и хищника, и в робости его жены, осмеливающейся лишь на тайную попытку «спасти» мужа, загладив его грехи с помощью пожертвований религиозной общине.

В романе убедительно показано, что предательство и ложь имеют свою логику. Может быть, в какой-то момент Карел сам пугается результатов интриги, затеянной им ради осуществления своих корыстных и честолюбивых целей, но он уже не может поступать иначе, пока непредвиденное стечение обстоятельств не делает явным все его хитросплетения и он сам не терпит полное крушение.

Критика справедливо увидела в этой истории предателя и мерзавца, мечтавшего пройти по растоптанным человеческим жизням к вершине успеха, значительность притчи.

Это притчевое начало подчеркивается с помощью целой системы символов. Так, символический смысл приобретает постоянно всплывающий в сознании Карела и преследующий его отвратительный образ крысы, раздавленной мясником, и картина тесной и темной подворотни, в конце которой брезжит слабый свет. В системе этой символики находит свое объяснение и заглавие романа — «Свет тьмы». Речь идет о своеобразной лучевой энергии зла, сконцентрированной злой силы, мрачного, темного света, ослепляющего человека, вместо того, чтобы освещать ему путь, не согревающего, а леденящего душу.

И по теме, и по многим элементам образности «Свету тьмы» родствен следующий роман В. Ржезача — «Свидетель». Атмосфера неблагополучия предстает в этом романе еще более сгущенной. И в «Свидетеле» есть свой центр почти иррациональной злой энергии — черного света. Это излучение тьмы связано с образом героя — Эмануэля Квиса. Приехавший неведомо откуда в маленький городок Бытень, чтобы получить наследство, Квис переворачивает жизнь этого мирного городка. Он проникает в самые интимные глубины внутреннего мира окружающих, едва соприкоснувшись с ними, и пробуждает скрытое в них злое начало.

Внутренний мир самого Квиса выхолощен и пуст, ему не свойственно даже то стремление к власти и богатству, которое движет Карелом. Вернее, ему тоже свойственно безграничное честолюбие, только оно направлено в другую сторону: он как бы паразитирует на духовной жизни своих жертв. Так, вместе с бургомистром Нольчем, чье отчаяние из-за нервного расстройства у жены чуть не толкает его на бессмысленное убийство, Квис переживает запретную притягательность преступления. Метания Нейтека, которого Квис подстрекает к надругательству над своей падчерицей, пробуждают в Квисе извращенное сладострастие. Он с жадностью всматривается в перипетии неукротимой вражды братьев Дастыхов, дожидаясь губительных результатов этой страстной взаимной ненависти. Переживания Квиса, раскрытые с изощренным психологизмом, могли бы роднить роман с модернистскими экскурсами в область темных провалов человеческой натуры, если бы не историческая значимость ситуации, изображенной в романе, и не сильное моральное начало, освещающее картину пробуждения зла в людях.

По свидетельству друзей писателя, сам Ржезач проводил аналогию между роковом влиянием Квиса и губительным воздействием фашизма на моральный облик людей. Можно сказать, что и здесь трагическая историческая ситуация спроецирована во внутренний мир персонажей. При этом писатель дает точные социальные характеристики героев и конфликтов. С большим реалистическим мастерством нарисована в романе целая галерея типов маленького провинциального городка. Таков избалованный своим богатством и привилегированным положением бургомистр Нольч, прикрывающий видимостью бурной деятельности на благо сограждан свое полное равнодушие к людям и отчужденность от них, выразительны и погрязшие в спеси и собственническом эгоизме лавочники Гаразимы, кутила и игрок помещик Дастых, воображающий себя рачительным хозяином. Типичны и конфликты, которые рождаются в этой среде: например, лютая вражда братьев Дастыхов из-за родового имения или, с другой стороны, бунтарство юной Лиды Дастыховой, бросающей вызов той косной среде, которая воплощается для нее в родителях ее возлюбленного — Еника Гаразима.

В «Свидетеле», пожалуй, еще более тонко разработаны приемы психологической характеристики с помощью несобственно прямой речи и внутреннего монолога. В «Свете тьмы» один повествователь — Карел, и его неприглядный внутренний мир раскрывается во всей глубине и сложности, но все другие персонажи увидены только глазами Карела. В «Свидетеле» автор выдвигает на авансцену то одного, то другого героя, воспроизводя сложные переливы его переживаний, сам характер и тон его мировосприятия, иронические размышления Нольча, безжалостного в своем анализе к себе и другим, страстный, патетический внутренний монолог Лиды Дастыховой, медленные, трудные размышления простака