в прошлое...

Часть I ПРОТИВОСТОЯНИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

А не сильная туча затучилася, а не сильнии громы грянули:

Куда едет собака крымской царь?

Из песни, записанной для Ричарда Джеймса

в 1619—1620 годах

оннoe войско хищным зверем кралось к рубежам Московии. Как и в прежние века, находили кочевники Дикого поля на Русь. Ныне пограбить и проверить прочность молодого Московского государства шли крымские татары хана Девлет-Гирея, правителя осколка некогда мощной Золотой Орды. Это было не первое вторжение во владения северного соседа за время его правления. Не единожды водил он своих воинов в русские земли, не единожды разорял грады и веси, не единожды возвращался с полоном. Этого было мало. Хан мечтал отбить у московского царя Казанское и Астраханское ханства, захватить его столицу и сесть в ней правителем — владыкой всех татар, русских, ногайцев, черемисов и других народов. Мечтал восстановить былое величие Золотой Орды, обрести славу знаменитого предка, завоевателя многих земель Темуджина, и стать независимым от турецких падишахов. Пока же помощь Высокой Порты необходима, но чтобы её получить, надо доказать свою силу, терзая тело Московской Руси... В набег Девлет-Гирей бросил пятьдесят тысяч воинов. Сила немалая, но сейчас большая война ему без надобности; прежде надо получить от правителя османов, Селима, необходимые для осады русских крепостей пушки и янычар. Однако падишах не спешил помогать своему вассалу. Повелителю турок нужны были войска для захвата Кипра и войны с венецианцами, да и неудачный поход на Астрахань, предпринятый в прошлом году в союзе с крымскими татарами и ногайцами, ослабил силы Высочайшего Османского государства. Владыке Крыма приходилось терпеливо ждать помощи и действовать...

Хан дома Чингисидов восседал на вороном жеребце арабских кровей. С вершины низкого холма он обозревал своё войско, а оно текло чёрно-бурой рекой, тянулось по Муравскому шляху, от горизонта до горизонта разрезая надвое весеннюю покрытую духмяным молодым разнотравьем степь. Девлет-Гирей улыбнулся, довольный своими воинами и собой, ведь он и сам воин. Хан поправил высокую белого войлока шапку, расправил плечи под кафтаном, на черноту которого лёг золотисто-красный китайский узор. Кафтан — подарок турецкого султана Сулеймана Кануни, покорителя Месопотамии, Аравии, Алжира и многих других земель. Кафтаном его одарили по прибытию в Стамбул, куда ездил для изъявления преданности и покорности. Хан верил, придёт время, когда ему так же будут клясться в верности правители иных земель. И не надо будет бояться гнева султана, как случилось после позорного астраханского похода. Тогда его и предводителя турецкого войска Касим-пашу от смерти спасло только заступничество сестры повелителя османов. Верил и в то, что избавится от опеки турок, как и от подарка Сулеймана: ведь красивой тряпке уже почти двадцать лет... Не стало дарителя кафтана, да и сам хан далеко не молод, хоть и сохранил в себе долю былой силы и ловкости. Девлет-Гирей отогнал грустные мысли, огладил редкие усы, аккуратно стриженную черно-рыжую с проседью бородку.

«Мы, татары, с детства воины. С младенчества нас окунают в холодный рассол, чтобы приучить к морозам и жаре, в три года сажают на коня, с семи лет приучают спать под открытым небом, до двенадцати учат владеть оружием, после чего берут в набега. Таким воинам нипочём холод, голод, жара и иные невзгоды. Для похода им нужны лишь тугой лук, острая сабля, мешочек с просом, немного курта — сухого сыра, хороший конь да пара заводных. У моих воинов заводных хватает, значит, войско сможет стремительно наступать и отступать, в этом наше преимущество перед урусутами».

Вторя его мыслям, передовая сотня рыжебородого бинбаши Саттар-бека, из рода барын, вынула сабли, приветствуя своего повелителя. Клинки заиграли в лучах весеннего солнца. Это была отборная сотня. Их тела защищали кольчуги, наручи, поножи, а головы шлемы, у всех луки, некоторые со щитами и копьями. Кони многих из них тоже в защитных попонах, металлических налобниках и нагрудниках. Сотню называли железной не только из-за доспехов. Порядок в ней был железный, и поддерживался он твёрдой рукой беспощадного бека. За ними ехали ещё девять сотен Саттара; простые воины в тёплых халатах, тулупах, малахаях и войлочных шапках, у каждого кинжал, сабля, аркан, лук, стрелы. И те и другие — сила и мощь ханства. Благодаря таким батырам доставлялись в Бахчисарай, Гезлеве, Арабат, Чуфут-кале и другие города Крыма награбленные богатства и рабы из Речи Посполитой, предгорий Кавказа и Московии. Рассчитывали они на удачу и в этом походе, поторапливали коней, стремясь поскорее достичь окского рубежа: там, в землях Руси, их ждала добыча.

«Такими воинами остался бы доволен сам Потрясатель Вселенной».

Девлет-Гирей оглянулся на нукеров-телохранителей и приближённых мурз. В тёмно-карих глазах читались удовлетворение и гордость. Взгляд хана вновь обратился к войску, а затем устремился на север, туда, куда вели своих единоверцев его сыновья — Мегмет-Гирей и Али-Гирей. Тонкие брови сомкнулись у переносицы слегка приплюснутого носа.

«Придёт время, с этими воинами я стремительно и неожиданно ворвусь в земли Московии и покорю её. С ними я сожгу остроги и крепости, щитом закрывшие Русь от Степи и разобью войско московитов, как разбил пятнадцать лет назад у Судьбищ сердаров Шереметева и Салтыкова».

Хан забыл, что один из праведников салафунов сказал: «Первый грех перед Всевышним — это гордыня». Забыл, что под Судьбищами русских было гораздо меньше и сломить удалось не всех, да и потери татар оказались немалыми. Забыл и о том, как спешно уходил из-под Тулы от воевод Репнина и Салтыкова, как учинили разор его улусам воины Адашева, Вишневецкого, Фёдора Хворостинина, дьяка Ржевского и казаки атамана Черкашенина. Об этом вспоминать не хотелось. Хан подозвал одного из лучших своих полководцев — черноглазого, чернобородого Дивей-мурзу. С ним Девлет-Гирея связывала давняя дружба, скреплённая браком между ханской дочерью и сыном Дивея.

Мурза подъехал, приложил правую ладонь к груди:

— Слушаю тебя, повелитель.

— Я иду с войском.

Густые брови Дивей-мурзы удивлённо вскинулись вверх.

— Повелитель хотел только проводить войско, а затем вернуться в Бахчисарай...

— Сделай, чтобы как можно меньше моих воинов знало об этом, урусуты должны думать, что войско возглавляют