турецким и сиро-пакистанским диалектом арабского. И наш главный в Турции, Энтони Фауэлер…

— Э, нет-нет-нет! — вскрикнул Чамберс и замахал перед собой руками. — Этого вон из обоймы.

— Сэр, и всё же нам лучше не торопиться с такими кадровыми решениями, — настойчиво продублировал свою позицию Барри Мэйсон, но Галоп метнул в него свирепый взгляд и процедил:

— Я сказал: глава представительства возвращается в Вашингтон. Он обосрался. Я не позволю ему продолжать размазывать своё дерьмо по Анкаре. Найдите ему замену.

***

Вентилятор медленно поворачивал свою сплющенную круглую голову из стороны в сторону, и по приколотым к доске листкам и приклеенным стикерам-запискам проходила волна шевеления и шороха. Слух удивительно заострился на мерном ритме вращения лопастей; происходящее вокруг — телефонные звонки, голоса, шаги, стрекотание компьютерных клавиатур — не достигало сознания Софи Варгас. Она стояла во внутреннем коридоре их офиса, скрестив руки на груди и привалившись плечом к стене, и пристально наблюдала за тем, как за распахнутой дверью в конце коридора Энтони Фауэлер собирал в своём кабинете вещи.

Она не могла точно определить, что по этому поводу чувствовала. С одной стороны, всё своё время в Анкаре она провела под его началом и многих своих успехов достигла именно под его руководством. За это была благодарна и из-за этого, наверное, ощущала какой-то слабый привкус сожаления. Энтони Фауэлер в целом был неплохим начальником. Порой даже казался своеобразным другом. Но часто бывал упертым ослом, и это в конечном итоге его погубило. Их группе, естественно, не предоставляли официального отчета о причине его отстранения, но та была очевидной: Суруч.

Семь недель назад Софи впервые сообщила о готовящейся среди курдов провокации, и пусть тогда не могла предоставить каких-либо деталей, до сих пор считала, что Фауэлер не имел никакого разумного права от неё отмахиваться. Три недели назад она указала ему на несколько потенциальных целей, которые считала весьма вероятными, но глава представительства снова проигнорировал отчет. Чуть более недели назад, узнав от своего источника в полицейском управлении о санкционированной поездке группы курдов из Стамбула для реконструкции храма, прежде оккупированного исламистами, она внесла и это событие в список возможных целей и обвела красным, но Энтони снова заявил, что она основывается на шепоте ветра. Эта его формулировка «шепот ветра» своей поэтичностью и претенциозностью допекала Софи Варгас давно, и неделю назад окончательно стала поперек горла. Тогда она знатно прооралась на начальника, за что едва не оказалась сосланной в визовый центр консульства. И вот вчера в полдень взрыв прогремел именно там, где она предсказывала, в толпе готовящихся к переходу границы курдов. Три с половиной десятка людей погибло. Больше ста оказались с травмами разной степени в больницах.

Софи хотелось войти в кабинет и ядовито сказать, что пресловутый «шепот ветра» оказался правдивым, и что она была правой, что они могли предотвратить этот жестокий маневр, но она оставалась стоять у стены, скрестив руки на груди.

Люди совершали ошибки — людям нужно было принимать за них наказание. Но то едва ли состояло в ублажении её собственного самодовольства.

Никогда раньше она так отчетливо не видела, насколько медлителен и излишне осторожен Фауэлер. Но теперь понимала, что им в Анкару требовался кто-то, не боящийся действовать. Пусть они и значились юридической консультативной фирмой при посольстве, они не были дипломатами, ищущими мирный выход из любой ситуации. У них были кулаки и были полномочия пользоваться ими при необходимости, но Фауэлер слишком боялся замарать руки.

Так, она некоторым образом ждала назначения нового главного. В надежде, что тот будет чуть более решительным, и их деятельность из пассивного сбора информации переродится в её практическое применение. И в то же время, она несколько опасалась нового человека. Она не хотела оказаться отстраненной. Объективных причин отсылать её вслед за Фауэлером не было, но таковым было её видение, и оно вполне могло не совпадать с мнением нового начальника. У него могли быть свои взгляды на кадровую политику или и вовсе своя готовая группа, а Софи Варгас очень не хотелось оказаться не у дел. Она слишком тщательно работала, слишком многое отдала этому назначению, слишком высокую цену за него заплатила, чтобы смириться.

Ей было всего восемнадцать, когда её завербовали — ещё несмышлёный ребенок, страдающий юношеским максимализмом и склонный к радикальному разделению мира на исключительно белое и непроглядно черное. Она не знала полумер и стремилась содрать с напыщенных лиц своих взрослых коллег их надменные улыбки, а потому с самого первого дня работала на износ. Софи Варгас начала в Лэнгли как аналитик ближневосточного направления и именно там в сентябре 2001-го встретила новость о событиях в Нью-Йорке и о падении третьего самолета на Пентагон всего в нескольких милях от них. Её знание языков и многих диалектных вариаций, а также культурно-исторической базы региона дало ей место в срочно сформированной специальной следственной группе, нацелившейся в самое сердце Аль-Каиды. Она преимущественно отслеживала и трактовала перехватываемые сообщения и телефонные разговоры, а когда в 2004-м и 2005-м годах в Афганистане и Пакистане случилось несколько важных арестов, Софи Варгас была направлена туда в составе экспертной группы, помогавшей в проведении допросов.

Те проходили грубо, грязно и не всегда эффективно, часто с преждевременной смертью заключенного. Этот опыт немного сгладил остроту восприятия Софи; постепенно она приняла, что силы добра вовсе не белые, а запятнаны красным, а силам зла не чуждо человеческое. Продолжать так она не смогла, и на следующие два года спряталась в офисное отчуждение консульства в Тегеране, но зимой 2008-го заскучала и снова спешилась. Какое-то время она мигрировала по европейским и северо-африканским представительствам, помогая в отслеживании и нейтрализации ячеек Аль-Каиды. А в конце 2010-го, когда вспыхнувшие в Египте и Йемене революции и разгоревшиеся в Сирии и Ливии гражданские войны положили начало «Арабской весне», Софи была направлена туда. Она провела несколько месяцев в Дамаске, а потом перевелась в Анкару, где остро нуждались в специалисте по северокурдскому языку.

И здесь она нашла то, что искала давно и уже отчаялась найти — своё место. В относительно мирной и