- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (144) »
страданиях с 1 августа по 13 октября, живой мертвец, он питался только теплотою или жидким киселем, а за 8 дней до смерти он и того не мог принимать в пищу. Часто приобщался Святых Таин, был соборован св. елеем и терпел свои страдания благодушно, с самоукорением.
12 октября он крайне изнемог и пополудни приобщился Св. Таин.
В ночь с 11-го на 12-е, часу в двенадцатом, он тихо подозвал к себе больничного послушника Иону и прошептал в восторге:
— Смотри-ка, брат, вон пришли три Ангела! Какие хорошие! Ах, как мне весело и радостно, что они пришли!
Через несколько минут он опять подозвал Иону, охватил его руками и опять в восторге шептал ему:
— Смотри-ка, смотри-ка, брат, вон идут два митрополита!
— Как их звать? — спросил Иона.
— Не знаю, брат, как звать-то! — отвечал больной в восхищении.
13 октября, во время ранней Литургии, Алексей причастился еще раз Св. Таин, а в 3-м часу пополудни скончался тихо, в надежде Божией милости за претерпение болезни.
От роду ему было около 40 лет; росту среднего; светло-русый. Погребен 15-го, в понедельник.
25 октября Отправлен из монастыря указом по назначению в Харьков, к начальнику тамошней губернии, бывший иеромонах Греко-униатского обряда, Флавиан Лисовский. К нам в монастырь был прислан по распоряжению Св. Синода 12 июля 1842 года из Загоровского монастыря Волынской епархии для продолжения увещания к рассеянию его заблуждений и возвращению в Православие. Прожив в монастыре нашем три года и два с половиной месяца, Флавиан Лисовский оказывал наружное повиновение настоятелю; к братии относился услужливо, оказывал ревность во внешних добродетелях, твердость, но только не в унии, а в католичестве; приверженность же свою к папе римскому он доводил до обожания. При увещаниях он говорил, что готов был бы присоединиться к Православию, но боится трех страшных присяг, данных им папе. По делам же Лисовского впоследствии обнаружилось одно притворство и иезуитские приемы привлечь кого-либо к своему католическому мудрованию. Флавиан более всего старался обольстить кого-либо из простодушных и немощных, но Человеколюбивый Господь покрывал их Своею благодатию. Однажды живущий в соседней с Флавианом келье рясофорный монах Георгий, полуграмотный, простосердечный и престарелый, услыхав от Флавиана противное Церкви мудрование о Пресвятой Богородице, начал вечернее свое правило в келье своей и подумал: «А может быть, и в самом деле правильнее верует Флавиан: ведь он и живет честно!» При этой мысли Георгий вдруг оцепенел и не только не мог продолжать своего правила, но и поворотиться не мог. Испугавшись, он тут же упрекнул себя мысленно в согласии с Флавианом и воскликнул со слезами: «О Пречистая Дево Богородице! Согреших аз пред тобою: помилуй мя, грешного!» И пал на колени пред иконой. Оцепенения как не бывало, и он окончил правило. Поутру он объяснил все духовнику, а духовник посоветовал ему не иметь общения с Флавианом. В присланном послужном списке Флавиана, в графе «Каких качеств и способностей» — отмечено: «корыстолюбив; особенных способностей не имеет, только к Богослужению, но и того по упрямству не совершал». Таково воспитание папистов! Флавиан Лисовский росту высокого, плотного телосложения, 50 лет от роду, иногда веселый; но крайне безобразен от стрижения на голове волос догола и бритья бороды...
(Из книги «О Кресте»)
25 октября Отправлен из монастыря указом по назначению в Харьков, к начальнику тамошней губернии, бывший иеромонах Греко-униатского обряда, Флавиан Лисовский. К нам в монастырь был прислан по распоряжению Св. Синода 12 июля 1842 года из Загоровского монастыря Волынской епархии для продолжения увещания к рассеянию его заблуждений и возвращению в Православие. Прожив в монастыре нашем три года и два с половиной месяца, Флавиан Лисовский оказывал наружное повиновение настоятелю; к братии относился услужливо, оказывал ревность во внешних добродетелях, твердость, но только не в унии, а в католичестве; приверженность же свою к папе римскому он доводил до обожания. При увещаниях он говорил, что готов был бы присоединиться к Православию, но боится трех страшных присяг, данных им папе. По делам же Лисовского впоследствии обнаружилось одно притворство и иезуитские приемы привлечь кого-либо к своему католическому мудрованию. Флавиан более всего старался обольстить кого-либо из простодушных и немощных, но Человеколюбивый Господь покрывал их Своею благодатию. Однажды живущий в соседней с Флавианом келье рясофорный монах Георгий, полуграмотный, простосердечный и престарелый, услыхав от Флавиана противное Церкви мудрование о Пресвятой Богородице, начал вечернее свое правило в келье своей и подумал: «А может быть, и в самом деле правильнее верует Флавиан: ведь он и живет честно!» При этой мысли Георгий вдруг оцепенел и не только не мог продолжать своего правила, но и поворотиться не мог. Испугавшись, он тут же упрекнул себя мысленно в согласии с Флавианом и воскликнул со слезами: «О Пречистая Дево Богородице! Согреших аз пред тобою: помилуй мя, грешного!» И пал на колени пред иконой. Оцепенения как не бывало, и он окончил правило. Поутру он объяснил все духовнику, а духовник посоветовал ему не иметь общения с Флавианом. В присланном послужном списке Флавиана, в графе «Каких качеств и способностей» — отмечено: «корыстолюбив; особенных способностей не имеет, только к Богослужению, но и того по упрямству не совершал». Таково воспитание папистов! Флавиан Лисовский росту высокого, плотного телосложения, 50 лет от роду, иногда веселый; но крайне безобразен от стрижения на голове волос догола и бритья бороды...
«ЕВА. ДЕВА»
Два слова, сходные по звуку, смыслом разным
Напоминают нам:
Каким мы счастием, каким и злом ужасным
Обязаны женам!
Нам Ева смерть внесла, Мария — жизнь от древа:
Что отняла жена, то возвратила Дева.
О НЕДОСТАТКЕ ВЕРЫ В МІРЕ
«Сын Человеческий пришед обрящет ли веру на земли?» Если придет Он ныне, найдет ли Он в нас веру? Где наша вера? Где признаки ее? Думаем ли мы, что настоящая жизнь есть только краткий переход к жизни лучшей? Помним ли мы, что прежде должны страдать с Иисусом Христом, чтобы после царствовать вместе с Ним? Почитаем ли мы мір сей только обманчивым призраком, а смерть — переходом к истинному вечному блаженству? Нет, мы не живем верою, она не одушевляет нас! Наше сердце не чувствует важности и силы вечных истин, которые она предлагает нам. Мы не питаем души своей духовною пищею с такой же заботливостью, с какой питаем тело свое пищею телесною. Мы еще не умеем смотреть на все вещи міра сего очами веры. Мы не заботимся одушевлять верою все наши мысли, чувствования и желания. Мы ежеминутно заграждаем ей вход в сердце наше. Мы и думаем обо всем и поступаем всегда, как язычники. Человек, имеющий веру, стал ли бы жить, как мы живем? Будем опасаться, чтобы Царствие Божие не было отнято у нас и дано тем, которые будут приносить плоды лучше наших. Царствие Божие есть вера, одушевляющая человека. Счастливы те, кто имеет духовное зрение видеть в себе Царствие это! Плоть и кровь неспособны к тому: мудрость человека плотского слепа в этом случае; для нее действия Бога в душе человека — мечта и сновидение. Чтобы видеть чудеса внутреннего Царствия, должно умереть внешнему человеку. И это-то кажется міру нелепым!... Но пусть мір презирает, пусть осуждает Божественное учение о необходимости возрождения, — мы, по заповеди Господа, должны верить Ему, дабы быть сынами Божиими и вкушать сладость небесных даров... Но, Боже милостивый, во что же Ты попускаешь обратиться міру с его беззакониями, с безверием его!...Не страшно умереть!...
Не страшно умереть!... Да, правда:
Мы с смертью свыклися в наш век.
Но не посмертная награда,
Не то, чем высший человек
Мечту о смерти услаждает,
Нас с душным гробом примиряет, —
Нам ничего за гробом нет,
Нам просто опротивел свет!
Нам надоело жизни бремя,
Наскучил жизненный парад.
Мы обыграть хотели время,
И каждый проиграл заклад...
Мы разгадали все загадки,
Все тайны сорвали с земли;
И стали низки мы и гадки
Пред оком собственной души.
Ужасный век! Что он посеял!
Какую будущность взрастил!
Какую силу с сердца свеял,
Какую жизнь в нас погубил!
Нет больше юности беспечной
С ее мечтательной душой,
С ее невинностью сердечной,
С ее душевной простотой.
Нам ныне тесно с колыбели;
Мы рвемся к гробу поскорей:
Мы, не дозрев, уж перезрели
В огне безвременных страстей.
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (144) »