автоматические мины. Варп–оружие, которое бездействовало, пока рабочая бригада невольно не потревожила его. Эти защитные устройства охраняли то, что лежало за пределами покоев в конце коридора. Но им нечего было здесь защищать. Дорн снова впился взглядом в далёкие двери, а затем направился назад во внутренний двор.

Когда он снова вернулся в искусственный день, группа арбитров и спасателей, которые прилетели на флаерах, выстроились в линию и отдали честь символом аквилы. Дорн не вернул приветствие и остановился только чтобы приказать старшему дежурному офицеру не входить в коридор.

Он бросил взгляд на ночное небо за пределами горящих огней на борту аэронефов, затем Дорн нажал на вокс–бусинку в горжете доспехов, открыв приоритетный канал связи с «Фалангой» на орбите.

— Слушайте меня, — обратился он к своим воинам. — Вы пойдёте в Секлюзиум в недрах нашей крепости. Моей властью вы откроете ворота и приведёте одного из братьев внутри. — Дорн бросил взгляд на пролом в стене минарета, когда вся тяжесть решения, которое он собирался принять, опустилась на его плечи. — Мне нужен библиарий.

— Как прикажете, милорд, — раздался ответ.

Примарх не стал отвечать, его мысли остановились на том, что он видел в вестибюле в конце коридора. Пара гигантских дверей, созданных не для людей и даже не для легионеров, а для обладателей более крупного телосложения.

На этих входах лазером по металлу были выгравированы числовые символы: два и одиннадцать.

Йоред Массак вышел из десантного отсека «Грозовой птицы» и нахмурился от резкого разнонаправленного света над головой. Как и любой родившийся на Инвите сын его легиона он не стал задумываться, почему его внезапно оторвали от медитации в глубоких пространствах «Фаланги», понимая, что это было сделано по повелению его генетического предка, и поэтому являлось столь же непреложным, как если приказ был бы высечен в граните.

Но сейчас, когда Имперский Кулак ступил на Терру — ни много ни мало в пределах самого Императорского Дворца — ему было трудно сдержать поток хлынувших в мысли вопросов.

С тех пор как Никейский эдикт запретил использование псайкеров, таких как он, в рядах Легионес Астартес, брат Массак добровольно отказался от своего статуса воина либрариума и, следуя декрету лорда Дорна, согласился на изоляцию в огромном антипсайкерском Секлюзиуме вместе с товарищами–практиками и стал ждать.

Эдикт освобождал их от обязательств перед легионами, как потенциальных проводников, через которых опасности инфернального варпа могли войти в материальное царство. Массак не мог отрицать истинность подобной угрозы, но он всегда полагал, что сыновья VII легиона были выше этого. Они были Имперскими Кулаками, бронированной перчаткой Императора. Не существовало испытания, способного их сломить.

Некоторые — слабые души, пойманные в моменты отчаяния — осмеливались думать, что лорд Дорн оставил своих библиариев, когда восстание магистра войны росло и ширилось, грозя сокрушить всё, но Массак избегал подобных эмоций. Примарх повиновался слову своего отца, а Кулаки повиновались их слову. Когда наступит подходящее время, Дорн призовёт их назад. Когда они понадобятся ему, они будут готовы.

«Этот момент настал?» — задумался Массак. Перед ним стоял его сеньор, высокий позолоченный страж, положивший одну ладонь на рукоять вычурного цепного меча, а другую в раздумьях прижав к подбородку. Библиарий склонил голову и ударил кулаком по нагруднику в приветствии:

— Я ответил на ваш вызов, милорд.

— Брат Массак, — размеренно произнёс Дорн, оценивающе посмотрев на него. — Мне нужны твои уникальные умения.

— Я готов.

Его генетический отец надолго замолчал. Он казался обеспокоенным.

— При других обстоятельствах тебя здесь не было бы. Но здесь есть опасность… Её происхождение для меня неясно, но твоё понимание не будет таким туманным. — Примарх рассказал ему о взрыве, погибшей инспекционной бригаде и спрятанном в стенах коридора оружии.

Массак слегка кивнул, поняв это, и библиарий не смог сдержаться и не показать на бездействующий психический капюшон, прикреплённый к силовой броне, и на вложенный в ножны меч на бедре.

— Признаюсь, сир, что не ожидал этого и не подготовил оружие и военное снаряжение.

Дорн поднял руку.

— Сегодня не тот день, — сказал примарх, предвосхищая вопрос Массака, прежде чем тот произнёс его. Надежды легионера разбились, пока его господин продолжал. — Время, о котором ты надеешься, ещё не настало, сын мой. Но здесь, в этом месте, есть опасность. Ты и такие как ты лучше всего могут понять её.

Дорн показал на минарет:

— Ты пойдёшь со мной. Ты расскажешь мне обо всём, что твои сверхъестественные чувства покажут тебе. Знай, что это решение я принял не сразу и тяжёлым сердцем. Для меня подобное неповиновение приказам отца — вынужденный шаг. — Затем примарх произнёс слова, которые одновременно наполнили Массака ликованием и страхом. — На этот день я приостанавливаю для тебя Никейский эдикт. Снова направь свои таланты на мою службу.

— Как прикажете, — прошептал Массак, и волна призрачной энергии пронзила его. Кристаллические матрицы психического капюшона загудели, и воин почувствовал себя обновлённым, живым, вооружённым. Он стал прозревшим слепцом, эфирные таланты пробудились от бездействия, в котором томились так долго. Массак глубоко вздохнул и сосредоточился.

Мгновенно поток психических остаточных изображений хлынул в сенсориум библиария. Он почувствовал страх и благоговение в стоявших во внутреннем дворе людях, пока пылинки их ничем не примечательных жизненных сил вращались вокруг пламенного и могучего Дорна. Массак направился мимо этих поверхностных волнений к резонирующему эху предсмертных воплей, которые всё ещё гудели в местах гибели инспекционной бригады.

Дорн вошёл в коридор, Массак шагал рядом. В любое другое время воин был бы горд этим, но не сейчас и не здесь. Воздух наполнял не только запах убийства, но и дурные предчувствия.

Он внимательно осматривал тела и кровь, видя их очертания сквозь завесу реальности и в царстве теней имматериума, который бурлил невидимым океаном под материальным миром.

Люди рабочей бригады погибли быстро — или точнее их материальные оболочки погибли быстро. Псионические сущности, идолопоклонники могли бы назвать их душами, ещё продолжали медленно распадаться. Психическое оружие, которое содрало их энергию от грубой материи, было жестоким и мощным. Массака поразило, что устройства предназначались для таких простых целей как обычные люди, и он с тяжёлым сердцем рассказал об этом