— Нет, спасибо… Переживу и без этой информации… — Сглотнул Льюис подступивший к горлу вязкий ком.
— В общем, партнер в маловменяемом состоянии вынашивает плод, и после «рождения» его плоть становится материалом, из которого они и строят свои гнезда, которые ты сейчас видел.
Август с интересом наблюдал, как позеленевший Льюис дернулся в сторону, зажав рот рукой и добежав до спасительной тележки, в которой помимо функциональных приспособлений был небольшой слив для биологических отходов, который внимательные сотрудники услужливо распахнули перед потрясенным парнем.
— Думаю, с него достаточно. — Протянул мистер Спектор, наблюдая как Льюис не может расстаться с урной.
— Действительно.
Август подошел к склоненному над урной Льюису и, дав тому еще немного времени, предложил вернуться в спальню. Льюис попытался отказаться, но его скрутил очередной приступ тошноты. Кожаные сосульки не выходили из головы, с подробностями всплывая в подсознании, особенно мелкие волоски, будто прилипшие к мерзкой поверхности из плоти погибшего в страшных муках разумного. От этой заевшей пластинки раз за разом спазмом скручивало внутренности, и тело сотрясала нервная дрожь. Не став долго любоваться над фиаско несчастного предка Август с каменным лицом подхватил разогнувшегося парня на руки и, не слушая вялых возражений, направился на выход.
— Это ужасно… Боже, какой ужас… — У Льюиса даже не было сил стыдится своей слабости.
Миновав стерильные коридоры с подопытными, Август вернулся на жилой этаж, где прошел мимо двери покоев Льюиса и, игнорируя удивленные лица охраны парня, занес Льюиса в свои апартаменты, захлопнув дверь перед их озадаченными лицами.
— Ты привыкнешь. — Мужчина положил парня на свою кровать и, подойдя к одному из столов, налил бокал крепкого вина.
— Не хочу… — Льюис дернул рукой, отмахиваясь от бокала, но Август, сжав в кулаке растрепавшуюся шевелюру на затылке, прижал бокал к синеватым губам и заставил выпить его содержимое.
— Сатрап…
Льюис вытер губы запястьем и откинулся на подушки, вскинув взгляд на легкие занавески золотой ткани балдахина. В голове приятно шумело от выпитого, а тело расслабленно вытягивалось на слегка прохладном постельном белье. Август подошел к закрытым дверям балкона и, провернув ручку, распахнул стеклянные створки, впуская в прохладное помещение спадающий зной вечера и тихий шум живой природы, которую Льюис уже и не надеялся услышать в современности.
Долгое время в залитом вечерним солнцем помещении висела тишина, которую никто не хотел нарушать. Льюис продолжал укладывать в своей голове увиденное, но выходило слабо. Арн тоже показывал ему мутанта. Вполне реалистичного, но то была лишь голограмма, которую Льюис как бы ни хотел, но воспринял больше как несуществующую пугалку, ведь не может же существовать нечто настолько уродливое? Или может…
Оказалось, то было еще не столь ужасным. Заглядывая в леденящую душу черную бездну, образовавшуюся под новое место жительства этой твари в голове, теперь там была мысль, воспоминание о том существе, бросившемся на стекло. Парень знал, что если он сильнее сосредоточится, то сможет погрузиться в нее и вспомнить детали ее образа, но он не хотел. Лишь приближаясь к краю этой бездны вновь подкатывала тошнота, но и не замечать ее, не думать о ней не возможно, будто его организм обязан был переварить эту мысль и внедрить ее в свою плоть, но каждый нейрон в его мозгу сопротивлялась этому чудовищному слиянию. Льюис крепко зажмурился, силясь прогнать кошмар из головы.
Август, давно наблюдавший за потерянным лицом Льюиса, поймал себя на том, что ему приятен его запах, что бывало крайне редко. На каком-то подсознательном уровне чуткие рецепторы Августа улавливали мягкость, родственность запаха Льюиса. Этот странный, мягкий и теплый запах — исключительный аромат Льюиса, вызывал необычное ощущение единения, которое знакомо лишь родным родителям, обнюхивающим свое дитя, когда общая симфония двух тел слилась в одном и произвела приятным обоим аромат. Но запах Льюиса не вызывал исключительно родительский инстинкт, он скорее порождал химию необычного чувства умиротворения, когда парень был рядом, и странное желание растворить его в себе.
В опустевших бокалах медленно потухал закат. Август протянул руку и убрал с высокого лба Льюиса разметавшиеся пряди. Парень настороженно вглядывался в спокойные, как океан глаза Августа, сосредоточенного на его волосах. Пропустив еще раз сквозь пальцы гладкий шелк волос, Август коснулся ушей, провел сухой подушечкой пальца вдоль щеки. Тело Льюиса было теплым и приятным, почти эфемерным.
— Думаю нужно оставить от этого дня и хорошие воспоминания.
Глубокий голос Августа обволакивал сознание. Льюис замер, будто борясь с желанием уйти. Казалось, стоило слегка спугнуть и этого бы хватило, чтобы хрупкое создание под ним ловко выскользнуло из рук. Теплые губы Льюиса приняли легкий поцелуй и послушно раскрылись стоило Августу прижаться сильнее. Мощное, но не огромное, жилистое, но не сухое тело аристократа, нависло над разметавшимся в постели Льюисом, скрывая обнаженное тело от последних лучей заката. Август ловил губами сбившееся дыхание Льюиса, будто мешая ему дышать не им, заставляя дышать собой. Нижняя губа вновь закровила, Август слизал выступившую сукровицу и, убрав прилипшие к щеке волосы, в который раз за вечер припал к бьющейся жилке на шее под тонкой кожей. Глаза Льюиса закатились, и оголенное, распаленное тело, изможденное лаской выгнулось дугой, став одним центром острого восприятия. Кисть вновь сжала ткань подушки, переживая очередное проникновение. Взмокшее тело улавливало такт и двигалось в заданный Августом унисон. Светлая шевелюра спутавшись, оплела взмокшие тела, сплетаясь с угольными змеями аристократа, утратившего в этот миг свой панцирь и забывшего свои манеры.
Август привлек закрывшего глаза Льюиса и крепко прижал к себе, ему показалось, не удержи он его, и тот разлетится на куски.
*
— Я провожу… — Август привстал, собираясь встать.
— Не стоит. — Льюис грустно
