Тим Вернер Заклинатель дирижаблей

Джей висел на тяговом рычаге, пытаясь сдвинуть его с места. Рычаг не поддавался уже минут десять, и теперь Джей держался за него двумя руками, упираясь ногами в борт. С его габаритами это выглядело пугающе.

“Лишь бы борт не проломил, — мрачно думал Натан, — и так все к черту разваливается, а тут еще такой гиббон всем своим весом…”.

— Борт “548”, — прохрипел динамик, — борт “548”, как слышите?

— Хреново, — ответил Натан, коротко глянув на Джея, — но слышим…

Шагнул к нему, толкнул плечом, чтобы подвинуть, уперся ногой в борт и тоже схватился за рычаг. Хрен с ним, с бортом. Лишь бы посудину сдвинуть.

— Нам крышка, — отметил Айзек, сидевший рядом на полу и безразлично наблюдавший за происходящим.

— Куда вас, мать вашу, несет?! — рявкнул динамик. — Кто за курсом следит?! Меняйте уровень! Вы идете в лобовое! Какой уровень предписан летной карт…

Джей коротко рыкнул и на миг отпустил одну из рук, чтоб долбануть динамик локтем. В динамике что-то щелкнуло, затрещало, и он заткнулся.

— Хорошую вещь сломал… — лениво вздохнул Айзек.

Все прекрасно понимали, что его помощь с заклинившим механизмом никак не повлияет исход дела, но хотя бы не мешать он ведь мог?

— Я сейчас тебя сломаю! — процедил Джей.

— Рывком на “три”, — выдохнул Натан. — Раз, два…

Рванули одновременно, рычаг жалобно скрипнул, неожиданно подался, и дирижабль взял совершенно невероятный тангаж, медленно пошел вверх.

— Выровнять! — тут же скомандовал Натан, отлетевший от неожиданности назад и теперь пытающийся вернуться на исходную позицию.

— Рано, — пробормотал Джей, вцепился в приборную доску и уставился на показания приборов.

— Мы не пройдем так, — тоскливо протянул Натан. Он в общем-то понимал, что другого варианта у них все равно нет. Либо лобовое и в случае удачи — если выживут, значит, — перехват воздушной полицией, либо сейчас эта махина вовсе уходит в штопор, и тут уже вообще никак не выжить. Потому махина должна была пройти, обязана, но по всем техническим характеристикам никак не могла.

— Ты же знаешь Моби, — коротко глянул на него Джей и даже ухмыльнулся не так гадко, как обычно. Что означало у него подбадривающую улыбку. — Он вытащит.

Джей был давно и прочно неравнодушен к дирижаблю, называл его исключительно по имени, и когда называл, столько нежности было в его голосе, столько любви и тепла, и даже черты лица смягчались так, что он ненадолго прекращал вызывать обычное желание перепрятать куда подальше кошелек и сделать вид, что не знаешь его, человека с холодным цепким взглядом и ухмылкой гиены.

Как только речь заходила о Моби, гиена прекращала быть гиеной, превращалась в довольного кота и принималась мурлыкать.

А сам Моби уже давно разваливался к чертовой матери, и было лишь вопросом времени, когда в нем что-нибудь заклинит так, что это скажется на деле. Странно даже, что заклинило, а не отвалилось. И не взорвалось к чертовой матери.

Моби стараниями Натана уже давно затерялся в анналах истории, существовал полулегально, без летных карт, согласованных с министерством, согласованных вообще хоть с кем-нибудь, зато с покойником на борту — Джей ходил по документам старшего брата, которые с момента его гибели так никто и не удосужился переоформить. Моби и сам был призраком: умудрялся передвигаться незаметно для всех без исключения служб контроля над полетами по свободным воздушным коридорам, которые высчитывал Айзек. А призракам, как известно, официальные техосмотры и ремонты не полагаются.

Джей, хоть и был чудо-мальчиком, вряд ли мог объективно оценить риски. Потому что какой из тебя пилот, если ты уверен в том, что твоя машина везде пройдет, все выдержит и никогда не сломается? И ничего страшного, что рычаг иногда клинит. Прорвемся.

“Вот и прорвались, — мрачно думал Натан, обреченно ожидая, когда же все-таки откажут турбины, — не пошли вовремя на маневр — попались на глаза. Даже если сейчас уйдем, борт-то засветили. Что теперь с этим чертовым бортом делать?”.

— Давай, лапушка… — шептал Джей, до белых пальцев сжимая приборную доску. И столько отчаянной надежды было в его глазах, что Натану даже перехотелось его ругать. И бить. И сломать челюсть, чтоб хоть ненадолго отдохнуть от его гадкой ухмылки.

***

Уже несколько лет прошло с их первой встречи, а ухмылка эта раздражала все так же. Будто Джей знает что-то, чего не знают остальные, будто что-то задумал, и теперь только ждет нужного момента для воплощения в жизнь какого-то безусловно зловещего плана. Правда, при первой встрече он не улыбался. Вообще. Мрачно смотрел исподлобья, и Натан, лишь только увидев его за грязным столиком в придорожной забегаловке, чуть не завернул обратно. Не было у него необходимого портретного сходства с братом. За столиком сидело нечто небритое, обросшее, с покрасневшими то ли от слез, то ли от недосыпа глазами. Еще и с ополовиненной кружкой пива. В восемь утра.

Айзек и вовсе, лишь войдя, попробовал, не сбавляя скорости, развернуться и двинуться в противоположном направлении, но тут парень поднял на них взгляд, и Натан остановил Айзека, перехватив локоть. Глаза у парня были точь в точь, как у Эндрю. Натану даже на миг показалось, что это покойник вернулся с того света в столь непривычном облике. И глаза, и взгляд, и даже манера слегка наклонять набок голову, завидев новое. На тот момент новым для Джея были Натан с Айзеком. Последний медленно опустил голову, глядя на захват на собственном локте, так же медленно поднял, тоже глянул Натану в глаза и душераздирающе вздохнул.

Айзек был против идеи привлекать новичка, тем более конкретно этого новичка, к работе. А сейчас и вовсе уже, наверное, планировал сразу по выходу выдать свое коронное: “А я говорил”.

Но Натан был боссом, и Натан решил иначе. И никогда об этом своем решении не жалел.

До поры до времени.

— Не рановато для пива? — с дружеской улыбкой осведомился он, подошел к столику и бухнулся напротив.

Айзек схватил за спинку соседний стул, подтащил, тоже уселся. Парень, коротко глянул на Натана, внимательно проследил за манипуляциями Айзека со стулом, снова глянул на Натана. Кивнул на Айзека и спросил:

— Это что?

И Натан подумал, что, наверное, действительно зря они сюда пришли. Айзека нельзя было обижать. Во-первых, это было попросту нечестно и некрасиво, а Айзек, несмотря на внешнее равнодушие, на самом деле глубоко внутри очень комплексовал из-за своей болезни. Во-вторых, и это было главной проблемой, Айзек был злопамятным. Сделать его своим врагом было куда легче, чем казалось на первый взгляд, и врагом он мог быть