Итак, эта тусовка не задалась с любой точки зрения. Не тянула она ни на "шумный кавардак", который себе воображали Доузы, ни на "званный обед", предвкушаемый всеми остальными. Хотя, конечно, не исключено, что некоторые гости, которые танцевали, провели время намного лучше, чем им было уготовано.
Что до Кловер, то, хотя ничего особо страшного с ней там не случилось, не считая негативных эмоций от поведения её друзей, на неё вдруг накатывает мощнейший ледяной вал чувства одиночества, глубокого и пронзительного. Её даже подмывает нагнать ушедшего перед ней Николаса, который, как ей показалось, также страдал от одиночества. Перспектива возвращения домой в одиночку совершенно невыносима – неужели ей придется терпеть это всю оставшуюся жизнь?
И все-таки она возвращается домой одна: совсем уже протрезвевшая ведет машину через темноту ночного города в направлении своей пустой квартиры на Ливенуорт-стрит.
Но стоит ей войти в квартиру и запереть замок на два оборота, как начинает звонить телефон. Это, должно быть, опять Джосайа, прогнозирует она, поскольку тот нередко звонил ей, чтобы обсудить очередную тусовку. Не имея сейчас ни малейшего желания участвовать в подобном разговоре, Кловер чуть было не проигнорировала звонок, но тут же, подчиняясь укоренившемуся рефлексу, все же схватила трубку и обнаружила, что это не Джосайа, а Грегори.
– Я очень извиняюсь за столь поздний звонок, – говорит он, – но моя встреча была такая ну-у-удная и я подумал, что если бы я заглянул к вам с бутылочкой бренди, то, может, нам еще удалось бы спасти этот вечер. Вы не против?
– Что вы, Грегори, это лучшая идея, которую я слышу за несколько месяцев.
Супруги Джосайа и Хоуп сидят в своей скудно-меблированной гостиной – по-прежнему голые окна оставляют комнату и её обитателей совершенно беззащитными перед ветрами черной ночи и воем противотуманных сирен со стороны бухты.
– Кловер что-то все меньше и меньше соответствует стандарту образцовой тусовщицы, тебе не кажется? – осторожно зондирует почву Хоуп.
– Она становится просто невыносимой, – отвечает Джосайа решительно, – По-моему, глупышка даже не подозревает, что бухать уже не в моде.
– Также как и то тряпьё, которое она на себя пялит. –
В восторге друг от друга они как по команде заливаются хохотом.
– Вообще-то я боюсь, что ей сейчас совсем не сладко, – заявляет Джосайа назидательно. – Ты заметила какое у неё было выражение лица, когда она уходила? Я хоть, в принципе, и не филантроп, но ненавижу, когда моим друзьям паршиво. Но только, конечно, если это не я довел их до этого.
Зевнув и потянувшись, Джосайа встаёт и идёт к кровати, а Хоуп следует за ним.
Итак со звонками Кловер покончено. Доузы теперь обрабатывают других людей, ведь если поискать, вокруг всегда найдется кто-то новый, а им, Доузам, особо-то и нечем заняться, хотя, как многие бездельники, они всегда выглядят ну очень занятыми.
Впрочем иногда они все же вспоминают Кловер. – А может, она все же не совсем опустилась, – со скорбью в голосе говорит один из них другому.
Или, пребывая в ином настроении, Джосайа пафосно заявит: – Что ж, всегда есть куча причин, чтобы избавиться от старого друга.
Разорвав с Кловер все контакты, им даже было невдомёк, что этой весной для неё наступил один из счастливейших периодов в жизни. Слишком увлечённая и счастливая, чтобы задуматься о том, что её бросили (а подобные недоразумения между бросившими и брошенными, увы, нередки), она время от времени спрашивает Грегори, с которым она теперь живет, – По-моему, мне все-таки надо позвонить Доузам?
– Как хочешь, родная, только прошу тебя, не принимай это как "надо". Позвони им, когда захочешь повидать их и только тогда.
Она смеётся, – В том-то и загвоздка, что мне совсем не хочется их видеть. – И затем добавляет, – Грегори, милее тебя мужчины я еще не встречала.
Он смеётся, – Если повторишь это еще раз, то я окажусь перед риском принять твои слова всерьёз.
В один из дней в конце весны накануне Дня поминовения, Джосайа, придя домой сообщает жене, что на Марина-бульваре набрёл на любопытнейшую книжную лавку. – Так вот, её хозяйка ... ну, тебе самой надо это увидеть. Ей лет восемьдесят, точно не меньше, и она совершенно не в себе, явно со справкой. Говорит, что является роднёй и балерины Айседоры Дункан, и писательницы Гертруды Стейн, прикидываешь? И оказывается, что она живет неподалеку от нас, а так как завтра праздник, то я пригласил её к нам на обед. Ты в порядке, любовь моя?
Хоуп, которая последние несколько месяцев прожила относительно счастливо, будучи более или менее наедине с мужем, сейчас с привычным замиранием сердца чувствует, что как и слишком часто до этого в ней просыпается мысль о самоубийстве: Может, ей просто нужно сгинуть и оставить его одного с этой его новой ненормальной подругой?
Но тут у неё рождается мысль получше: А чего это я так убиваюсь? Я ведь просто могу отправиться в классное долгое путешествие на Бали или, может, Таити. В одиночку.
Эта идея моментально и безраздельно овладевает ею.