время. Но ходики шли удивительно точно.

Подряд разорвались еще два 220-миллиметровых снаряда: один недалеко, а другой подальше, наверно на Охте.

Что-то Верка не идет… Из дома сегодня все жильцы пошли разбирать старые дома. Каждому надо собрать и сдать четыре кубометра дров, тогда два кубометра дадут на руки. А на чем их тащить? Конечно, если от домоуправления, то близко. Но сестра говорит, что еще не скоро четыре наберет, трудно этот дом разбирать, потому что он крепкий.

Лешка отложил рогатку, не доделав. Захотелось посмотреть, сколько это — два кубометра. Два метра на два это четыре квадратных, и один в высоту. А можно проще: потолки у них четыре метра, значит, от угла на полу отложить по метру и до потолка — получится толстый столб! Ого, жить можно. Здесь и сложим, чтобы до печурки далеко не носить.

Кстати, не затопить ли печурку? Вода согреется к Веркиному приходу, и останется только пшено засыпать…

Дом вздрогнул от близкого взрыва.

Лешка отнес кастрюльку с водой в комнату и осторожно, стараясь не расплескать, поставил на печурку. Не успел он зажечь растопку из щепочек и кусков обоев, как пришла Верка.

2

Сестра сильно устала: дорогой она почти бежала и на третий этаж поднялась одним духом. Хоть они с Лешкой все лето работали в подсобном хозяйстве на овощах, где еды было вдоволь, но стоило пожить несколько дней в городе — с беготней на завод, да еще на дрова, — и куда девалась вся летняя сила!

— За хлебом ходил? — отдышавшись, спросила она.

— Не привозили еще, — сказал Лешка. — А ты чего такая?

— Будешь такая! Жиры дают на сентябрьскую карточку!

— Ну да?! А какие?

— Не знаю, выдавать не начали, а очередь на улице стоит.

— И я с тобой пойду.

— Да там долго. — Она торопливо складывала в сумку банку, бутылку, клеенчатый мешочек: мало ли что могут дать. — Ты начинай варить!

Вера достала из фанерного ящика два зеленых капустных листа.

— Порежешь, положи. Как закипит, всыпь пшена — ту рюмку, с ободком. Горкой не насыпай, вровень. Долго не кипяти, ставь в подушки, а то с этими дровами неизвестно еще, что будет. Давай карточки!

Карточки они хранили на себе. Это мама пришила всем холщовые карманы на изнанке одежды. У Лешки карман застегивался на большую белую пуговицу, Вера всегда настораживалась, когда Лешка лез за пазуху и начинал возиться с этой пуговицей. Парень большой, но все-таки еще очень несобранный. А ну как потерял? Иногда она замечала, что когда он расстегивает куртку, чтобы достать карточку, то пугается. Наверно, тоже думает: а вдруг нету? Вот и сейчас — ручонку засунул, а глаза застыли. И его такого и жалко до слез, и злость берет…

— Хлебную тоже давай, может, подвезут, пока стою.

— А вдруг растительного масла дадут? — глаза у Лешки широко раскрылись.

— Ну ты нафантазируешь! — Вера засмеялась.

Она взяла у него две карточки, серую и коричневую, уступчато вырезанные, похрустывающие. От этих бумаг, расчерченных на дни и декады, от мелко напечатанных слов «хлеб», «жиры», «мясо», «сахар и конд. изд.» возникало ощущение надежной уверенности. В руке лежала еда. Много будущей еды. Такого ощущения не давали деньги, хотя новенькие они тоже хрустели.

Сестра спрятала карточки в карман и, помахивая сумкой, пошла к двери. И тут обернулась.

— Сварится, а меня нет — поешь, если не дотерпишь.

— А жиры туда не будем класть?

— Положим, положим.

— Я дотерплю!

— Ну смотри, — она подмигнула ему и вышла.

3

Прежде всего Лешка проверил крупу. С утра ему казалось, что в банке ее больше половины, пальца на два от края… Посмотрел. Крупы было на два пальца от дна.

Варить надо было начинать минут через сорок, чтобы не остыло к приходу Верки. И он стал доканчивать рогатку.

Опять грохнуло близко, слышно было, как по крыше дома напротив глухо простучали осколки.

Лешка вспоминал, что он ел этим летом. Вот это была еда! Уже с весны стало легче. Появилась трава, ее зеленые ниточки можно было выбирать из пучков прошлогодней травы часами, не торопясь. Потом пошли листья. Потом одуванчики. Но по-настоящему стали есть, когда они с Веркой пришли в подсобное хозяйство работать на грядках. Тут пошла редиска, свекольник! Это была и еда и витамины. Хвойный отвар, который удавалось зимой достать в столовой, вспоминался теперь с отвращением. Ну а потом… Картошка! Капуста!

Лешка зажмурился от воспоминаний.

— Ле-ша! Ле-еша-а!..

Лешка выглянул в окно. Во дворе, у подворотни, стояла дворничиха тетя Маша, она была в черной железнодорожной шинели, которую не снимала, кажется, даже летом.

Тетя Маша подняла руку и медленно поманила его ладонью.

— Чего? — спросил Лешка.

Не ответив, она опять поманила его и ушла в подворотню. Лешка спустился во двор и вышел на улицу. Тетя Маша шла в ту сторону, где магазин, и не оборачивалась. Он догнал ее уже за углом.

Улица была затянута пылью как дымом. Половину углового дома срезал снаряд, обломки засыпали проезжую часть. Черная «эмка», видимо отброшенная волной, стояла, уткнувшись передним крылом в стену дома. Какой-то человек в сером брезентовом плаще, всунувшись в открытую дверцу машины, что-то делал там, изредка повторяя:

— Михеич… Михеич!..

У развалин уже появились люди. Лешка все это видел отчетливо и сразу. Обычная картина. От пыли саднит глаза, и запах как на чердаке.

Тетя Маша обошла машину, прошла до первых обломков, обернулась и посмотрела на Лешку.

И тогда он понял, зачем она привела его сюда, и вдруг стал легким и пустым, как во сне, когда падаешь в темноту.

Он увидел то, что привык часто видеть на улицах. Видеть и не отворачиваться. Тем более когда этого совсем немного. Кусок материи в пыли был знакомой расцветки…

Лешка прислонился к стене спиной. Стена казалась горячей.

— Домой иди! — громко сказала тетя Маша. — Я зайду потом.

Лешка разлепил губы и тонким, обрывающимся голосом сказал:

— А там… карточки есть?

Тетя Маша с испугом взглянула на него, нагнулась, но сразу выпрямилась и махнула рукой:

— Где тут… Господи, когда же это кончится!

Уже начали убирать обломки. Ветер продул из улицы пыль. Приехала полуторка с людьми. Стало шумно. Лешка не сразу понял, чего от него хочет человек в сером плаще.

— Телефон где? Идем, покажешь, где тут позвонить можно.

Человек взял его за руку.

— Куда вы его? — спросила тетя Маша.

— Мне позвонить.

— А в домоуправлении! Идемте покажу.

Человек отпустил Лешкину руку, но Лешка продолжал идти за ними. Пришли в домоуправление, телефон висел в