так и надо. Интересно, в чем он его подозревает?

— Чем вы руководствовались, выставляя параметры своей новой личности на Энигме?

— Да как вы не понимаете! — в сердцах фыркнул геймер. — Ничем я не руководствовался! Мне хотелось побыстрее свалить куда-нибудь. Все, что можно, я поставил «по умолчанию», в остальное тыкал не глядя. Мне нужно было где-то отсидеться, зализать душевные раны, как говорят на Энигме.

— Вам было жаль погибшие миры?

Наконец-то в голосе дознавателя промелькнули какие-то эмоции, отдаленно напоминающие любопытство.

— Да, жаль! — вызывающе рявкнул Амос. — Это плохо?

Следователь опять сделал вид, что сверяется со своими записями.

— Вы контактировали с кем-нибудь из ботов на Энингме? — спросил он.

— Попробовали бы вы выжить там, не контактируя… — проворчал Амос.

— С кем именно?

— Да разве я помню! Со многими.

— Вы передавали ботам какие-нибудь предметы?

— Нет.

— Уверены?

Брови над выразительными янтарными глазами взлетели вверх.

Амос отрицательно помотал головой.

— А если подумать?

Если подумать…

Первое воспоминание после вхождения в игру — он стоит перед зеркалом и смотрит на свое новое отражение. Первая мысль — могло быть и лучше.

Ни город, ни его новое жилище ему сразу не понравились. Город слишком большой, суетный и какой-то неряшливый, забитый серыми, некрасивыми домами, отравляющими воздух повозками и кучами мусора. Зато жилище, наоборот, слишком маленькое и тесное. Боты — замотанные, мрачные, занятые скучными, однообразными делами, как и бывает в техногенном мире. Почему-то брошенные миры всегда становились скучными и техногенными. И именно такая ему и предлагалась здесь жизнь — серая и безрадостная. Все-таки надо было тщательнее выполнить вход в игру, не доверяя никаким «по умолчанию».

— Первый бот, с которым вы заговорили в этом мире не по нужде, а просто потому, что вам этого захотелось, — подсказал следователь.

Парк… Единственное место в городе, где Амос не чувствовал себя унылым и недалеким жителем Энигмы на сто процентов. Он бродил среди цветов и деревьев, выбирая укромные дорожки, там он и заметил девчонку. Она яростно терла резинкой лист бумаги, как будто хотела продрать его насквозь.

Амос подошел поближе. Очень даже неплохой рисунок для бота. А для ее возраста просто отличный. Он и не думал, что боты на такое способны. Хотя, почему бы ботам не уметь рисовать, если это умение входит в набор их параметров? Только все их художества всегда оказывались сродни обычной фотографии — просто мертвая картинка, запечатлевшая «время и место». Но в рисунке этой девчушки билась сама жизнь. Казалось, что кошка (он не помнил ни одного мира, где бы не встречались коты. Гейм-дизайнер, придумавший их, оказался настоящим гением!), осторожно подбиравшаяся к птице, прямо сейчас бросится вперед. Азарт охотника, еле сдерживаемое нетерпение хищника, предвкушение удачи, а также беспечность жертвы, не подозревающей о своей незавидной судьбе, — все это удалось передать юной художнице.

«Замечательный рисунок», — похвалил он девочку.

«Спасибо, — поблагодарила та, не переставая орудовать резинкой. — Только я и так вижу, что плохо».

«А мне нравится, — заявил Амос, осторожно останавливая ее руку. — Знаешь что, если ты все равно собираешься уничтожить свое творение, лучше подари его мне».

«Зачем он вам? Он же неудачный».

«По-моему очень даже удачный. Он живой. Настоящее искусство тем и отличается от фотографии, что позволяет „додумать“ всю остальную Вселенную с бесконечным количеством вариантов ее бытия».

Девочка критически осмотрела листок бумаги, склонив голову на бок. Вряд ли она поняла мысль, которую хотел донести этот странный человек.

«Как скажете, — наконец пожала плечами художница. — Только разве вы не знаете, что делать подарки незнакомым людям запрещено?»

«Тогда я куплю его. Это ведь не запрещено?»

«Нет»…

— И что же было дальше? — вопрос следователя беззастенчиво вклинился в поток воспоминаний.

— Дальше?

— Вы купили рисунок?

— Наверное… Не помню.

Почему он опять соврал? Опять две трети изворотливого и трусливого жителя Весты дали о себе знать? Вот ведь он, этот рисунок, лежит в разделе «инвентарь» его аккаунта. Это же так легко проверить! И наверняка уже проверили. Но к чему тогда все эти расспросы?

— Вы расплатились за покупку?

— Наверное… Это было так давно…

— Чем? У вас ведь не было денег.

И тут Амос внутренне похолодел. Он вспомнил момент, когда его рука уже полезла во внутренний карман куртки, и тут он сообразил, что так и не озаботился наличными. За продукты он расплачивался средствами со счета, все необходимые на первое время вещи игра предоставляла и так, а задерживаться надолго в этом мире он не собирался. Денег у него не было. И никакого предмета для обмена тоже. Зато в «инвентаре» валялась всякая мелочевка на память из посещенных миров и аксессуары для прохождения игры.

— И вы отдали ей имплементатор эмоций…

Теперь Амосу показалось, что в голосе следователя проскользнула насмешка.

— Почему именно его? У вас же были с собой и другие предметы.

— Не знаю, — растерялся геймер. — Мне хотелось дать ей что-нибудь настоящее, «живое», более интересное, чем простой сувенир из иного мира.

— Но вы же знали, что передавать вещи из реального мира в игровую вселенную категорически запрещено?

Так вот из-за чего этот унизительный допрос!

— Э-э-э… виноват. Вы теперь отключите мой аккаунт? Надолго? — заволновался Амос. — Но ведь это самая невинная вещица, которая существует…

Имплементатор действительно был самым невинным аксессуаром геймеров. Он позволял подстраивать «картинку» под эмоции и желания игрока. Если игроку хотелось, чтобы холодное оружие ярко сверкало на солнце, то устройство добавляло блики. Если игрок желал, чтобы битва выглядела более жестокой и кровавой, дорисовывало потоки крови и горы изуродованных трупов. Оно меняло освещенность, звук, насыщенность цвета, могло убрать или, наоборот, добавить какие-то детали.

— Вы знали о запрете и сознательно нарушили его?

— Знал. Но я тогда совсем не думал об этом…

— А о чем думали? И для чего передали имплементатор боту?

— Она рисовала… — пробормотал Амос.

Как будто бы эти два слова могли что-то объяснить.

— То есть, передавая боту прибор, вы полагали, что в его руках он будет работать точно так же, как и в ваших?

Янтарные глаза сузились, насмешка в голосе допрашивающего превратилась в настоящую издевку.

— Да, конечно. А разве это не так?

— Не так, — повторил