прошу меня простить, но я — иностранка. Не скажете ли, чьи это похороны?

Она посмотрела на меня невидящим взором, смутно удивленная то ли моей наглостью, то ли моим невежеством; однако она была слишком поглощена горем, чтобы громко изумиться, и промолвила лишь: «Сисси», и это имя, произнесенное вслух, вызвало у нее новый приступ самых искренних рыданий. Она отвернулась, прикрывая лицо большим кружевным платком, и я не осмелилась расспрашивать дальше.

Толпа быстро росла. К тому времени, как из церкви вынесли гроб, на площади собралось не менее тысячи человек, то есть большая часть населения Легнерса; все это были, естественно, августейшие особы. Даже сам король с двумя сыновьями и его брат на почтительном расстоянии следовали за гробом.

Гроб несли и окружали люди, каких я никогда здесь прежде не видела. Это были очень странные люди — бледные, толстые мужчины в дешевых костюмах, пухлые бледные мальчики, женщины, в основном средних лет, с медными волосами и в туфлях на каблуках-стилетах; среди них выделялась молодая женщина с пышными бедрами, одетая в мини-юбку, короткий обтягивающий топ и черную кружевную хлопчатобумажную мантилью. Она брела за гробом, громко истерически рыдая и спотыкаясь, поддерживаемая с одной стороны испуганного вида мужчиной с усами грифельного цвета и в двуцветных штиблетах, а с другой — маленькой, сухонькой и какой-то пришибленной женщиной лет семидесяти, с ног до головы закутанной в черную, уже порыжевшую от старости материю.

На дальнем конце толпы я увидела местного гида из Агентства, молодого виконта, сына герцога Иста; с ним у меня уже возникло нечто вроде взаимной симпатии, ни к чему, впрочем, не обязывавшей. Я стала пробираться к нему сквозь толпу, но это оказалось непросто; я словно попала в реку с мощным течением, которая неторопливо, но упорно текла вслед за гробом и сопровождавшими его людьми по направлению к королевским лимузинам и конным повозкам, что ждали у ворот дворца. Пробившись наконец к своему знакомому, я спросила:

— Кто это? Кто они такие?

— Сисси, — бедный гид и сам чуть не плакал, охваченный всеобщим горем, — Сисси умерла вчера ночью! — Но, вспомнив свои обязанности гида и переводчика, он попытался вернуть былые аристократические манеры, стряхнул с ресниц слезы, посмотрел на меня и пояснил: — Это наши коммонеры.

— А Сисси…

— Она… она была их дочерью. Единственной! — Как он ни старался, слезы все равно закипали в его глазах. — Это была такая милая девушка! А какая помощница матери! Всегда в трудах! И улыбка такая прелестная. Ни у кого на свете нет больше такой улыбки! Сисси была единственная. Такая очаровательная, такая любящая… Ах, бедная маленькая Сисси! — Бедняга совсем расстроился и заплакал навзрыд.

В эту минуту рядом с нами как раз проходили король, его сыновья и его брат. Я видела, что оба мальчика горько плачут, у короля каменное лицо, и можно только догадываться, чего ему стоит казаться относительно спокойным. Его умственно отсталый братец пребывал, похоже, в некоторой растерянности и все цеплялся за руку короля, шагая с ним рядом, как заводная игрушка.

Толпа рекой текла за траурной процессией. Люди проталкивались поближе, стараясь коснуться края белого шелкового покрова на гробе. «Сисси! Сисси!» — горестно выкрикнул кто-то. «Ох, мать, мы тоже ее любили!» — «Папа, папа, что мы теперь без нее будем делать? Она сейчас у ангелов?» — «Не плачь, мать, мы ведь и тебя любим! И всегда будем тебя любить! Ах, Сисси, бедная Сисси! Наша милая девочка!»

Медленно, с трудом преодолевая сопротивление страстно протестующей толпы августейших особ, похоронная процессия достигла поджидавших ее повозок, карет и автомобилей, и, когда гроб скользнул в задние дверцы длинного белого катафалка, душераздирающий нечеловеческий стон исторгся из каждой глотки. Благородные дамы пронзительно визжали, благородные господа падали в обморок, а у девушки в мини начался, похоже, эпилептический припадок — изо рта хлынула пена, она вся скорчилась, но довольно быстро пришла в себя, и один из толстяков запихнул ее в лимузин.

Взревели моторы автомобилей, возницы хлестнули своих хорошеньких белых лошадок, и похоронный кортеж тронулся, но по-прежнему очень медленно, со скоростью пешего шага. Толпа текла следом.

Я вернулась в гостиницу. Вечером я узнала, что почти все население Легнерза следовало за гробом все шесть миль до кладбища, затем выстояло заупокойную службу и погребение, и до поздней ночи я видела, как донельзя уставшие люди, спотыкаясь, брели назад по дороге со стертыми ногами и с грязными дрожками слез на щеках.

Лишь на следующий день молодой виконт оказался в состоянии объяснить мне, что же все-таки происходило вчера. Я уже знала, что все жители королевства Хемгогн — люди королевской крови, связанные кровными узами друг с другом и с жителями других королевств; но вот чего я не знала: оказывается, среди них имелась одна семья, которая была самой обычной, не королевской. По фамилии Гэт.

Фамилии Гэт и Тагг (девичья фамилия миссис Гэт) ни разу не упоминались в «Книге Крови». Ни один Гэт или Тагг никогда не сочетался браком ни с одной особой королевской крови или хотя бы с представителем благородного семейства. И не существовало никакой легенды о том, как давным-давно прекрасный молодой принц соблазнил юную прелестную дочь сапожника. В семьях Гэт и Тагг вообще не было семейных преданий. И никакого генеалогического древа у них тоже не было. Они не знали даже, ни откуда они родом, ни как давно живут в этом королевстве. Все они отродясь были сапожниками. Поскольку в солнечном Хегне мало кому требовались настоящие сапоги, то мистер Гэт, как и его отец когда-то, как и его сын теперь, шил изящные кожаные сапожки для принцев крови, участвующих в торжественной Смене Караула, и довольно-таки безобразные войлочные сапоги для королевы-матери, которая любила зимой прогуливаться в парке по мясным лужайкам со своими горки. Дядя Агби хорошо умел красить кожу. Тетя Ире знала, как валять фетр и войлок. Двоюродная бабушка Йоли выращивала овец. Кузен Фафвиг ел слишком много винограда и почти все время был пьян. А Сисси, милая Сисси, младшая дочь Гэтов, была любимицей всего королевства. Августейшие особы называли ее «дикий цветок Хемгогна» и «наша маленькая простолюдинка».

Ах, какая это была тонкая девочка! Ходили слухи, что она влюблена в молодого принца Фродига, хотя он, разумеется, все равно никогда бы на ней не женился. Их вроде бы даже не раз видели беседующими в сумерках на Дворцовом мосту. Моему виконту явно хотелось поверить слухам, но все же вряд ли это было возможно, ибо принц Фродиг