Сознание опутывают суеверия — одно из них обрекает на гибель несчастного альбиноса Кондело, кровь которого якобы приносит счастье.

Народная культура сильна и хрупка одновременно. Когда народ свободен, его творческие силы раскрываются во всем своем многообразии, и он создает прекрасные эпические произведения, выразительную скульптуру, жизнерадостные песни и танцы. В самих верованиях чувствуется убежденность народа в собственных силах, не только боги вершат судьбы людей, но и люди способны лишать богов их власти, отказывая в жертвоприношениях и почитании.

Когда же народ оказывается закабален, то культура становится первой жертвой насилия. Она утрачивает органическую целостность, огромные ее пласты отмирают, не поддерживаемые более творческой мыслью народа. Разрушается созданная в течение веков оптимистическая, как правило, картина мироздания, начинают довлеть мрачные стороны древних представлений. В колониальной ночи духовное развитие народа замирает. «Пятьсот лет обездоленного детства»- говорит о той эпохе один из героев романа.

Только насильники чувствуют себя свободными в окружающем мраке. Вильям Сассин показывает, что насилие и колониализм связаны неразрывно. Постоянным, ежеминутным было насилие, совершаемое государственной колониальной машиной над всем народом. Но помимо этого он был жертвой произвола, чинимого самовластными администраторами, армейскими офицерами, европейскими поселенцами, просто авантюристами крупного и мелкого пошиба. Им всем колониальная система развязывает руки, а расизм представляет «оправдание» творимых бесчинств. «Несмотря на пять веков цивилизации, — говорит ди Аррьяга об африканцах, — все они в глубине души остаются людоедами. Но мы по-прежнему сильнее их, и если мы будем держаться с ними пожестче, то в конце концов заставим их понять, в чем заключается их выгода». Через несколько часов он отдаст приказ об уничтожении Вирьяму.

Вот почему человеческое страдание буквально пропитывает художественную ткань романа. С огромной душевной болью повествует Вильям Сассин о мученической доле жителей Вирьяму. И поистине трагическая нота звучит в сценах расправы над ними. Волна за волной нарастает насилие, зверское, тупое, бессмысленное. Чувствуется, что сам писатель потрясен открывшейся перед его воображением картиной. Но у него хватает силы довести свой рассказ до конца.

Изображая колониализм, расизм, насилие, писатель широко использует не только чисто художественные, но и публицистические средства. Он обращается к историческим документам, к газетным статьям и сообщениям. В ткани романа они не выглядят инородным телом. Напротив, собранный Вильямом Сассином документальный материал делает еще более острым его осуждение колониальных порядков. Вслед за другими писателями континента, но с особой силой он утверждает: не должен существовать строй, где человеческая личность обречена на столь безмерные унижения, на столь бесконечное страдание.

Где же выход? Его указывает история. И заслуга писателя в том, что он не ограничивается повествованием о замученных и униженных, а создает образы людей несломленных и свободолюбивых. Только те, кто бросает вызов порабощению, остаются настоящими людьми, утверждает своим романом Вильям Сассин. Даже тем из них, кто погибнет, принадлежит будущее. Писателя восхищает их мужество, душевное благородство. Он видит, что они свободны от разъедающей душу ненависти. Спасение жизни другого человека даже ценой собственной жизни для них естественный, совершаемый почти автоматически поступок.

В этих людях, пишет Вильям Сассин, заключено «то главное, что делает человека человеком, то, что побудило первого человека срубить первое дерево и открыть для себя горизонт, волю к переменам и осуществлению своих чаяний…» Ими движет свободолюбие, их поступки мотивированы любовью к народу. Вновь и вновь писатель подчеркивает, что им чужда ненависть. Командир небольшого повстанческого отряда как-то говорит: «…Наша борьба движима чувством более высоким, чем ненависть. Даже если бы ненависти к белым было достаточно, чтобы жить счастливо, я не думаю, чтобы мы удовлетворились ею. Ненависть убивает».

В этих словах выражено глубокое убеждение самого писателя. В его романе есть боль, есть сострадание, есть презрение к палачам, но нет глухой, ослепляющей ум злобы по отношению к другому человеку, как бы ни был он душевно уродлив и страшен. Но это не равнодушное всепрощенчество. Просто человеку, изуродованному колониализмом, он противопоставляет полноценную человеческую личность.

Среди многих линий романа одна из самых важных — судьба писателя Кабаланго. Его мятущийся характер, ищущий ум близки Вильяму Сассину. Но он не может принять безвольную пассивность Кабаланго, отсутствие у него чувства гражданской ответственности.

Сам Вильям Сассин прежде всего гражданин, и его роман «Вирьяму»- страстная речь в поддержку национального достоинства и свободы африканских народов. В литературе Африки его творчество занимает сейчас видное место.

В. Иорданский

Жану Сангаре

День первый

13 час. 30 мин.

Все называли его просто Амиго. На шее у него болталось странное ожерелье из трех зубов разной величины. Зубы эти принадлежали трем людям, которых он убил собственными руками. Обычно днем, прежде чем лечь отдыхать, он доставал из-под подушки старую семейную фотографию: его отец, мать и две сестры, убитые во время бунта работавших на них батраков. Затем он ставил фотографию на шкаф в своей спальне, садился на стул и, как бы свидетельствуя перед родными, показывал им зубы, один за другим.

— Слишком ты, папочка, любил дикарей. И никак не хотел верить, что все они — злодеи, не знающие благодарности. Если бы старик Да Сильва и ты меня послушались, вас бы так глупо не придушили… Когда начался бунт, вам убрать бы одного из них — и ничего бы не было… Помнишь их главаря, пузатого, кривоногого черномазого коротышку, — он еще подбивал своих дружков не выходить на работу по воскресеньям? Вот его зуб. Я как вернулся из города после ваших похорон, всю ночь его выслеживал. А когда наконец нашел, он так и подскочил. «Вы все узнали, хозяин?»- говорит. А я ему в ответ: «Да, узнал». И направил ему прямо в лицо электрический фонарик. Была глухая ночь, и вокруг никого, только он да я. Рожа у него стала совсем унылая. «Мы все жалеем о том, что так получилось, хозяин. Это госпожа, ваша матушка, нас вынудила: схватила ружье, может, только чтоб попугать, но пуля-то вылетела, и Мигель упал. Истинная правда, мы все жалеем, потому что все мы любили