нашлись за оградою свет и вода,
Лоб и грудь я омыл над ключом ледяного рассвета
И спросил у воды: для чего мы случились сюда?
И сначала молчание было мне вместо ответа.
Но рассыпались звёзды, и солнце луна догнала,
И глаза мои явь на мгновенье любовно разъяла.
Чтобы пел я с листа, оброненного ею крыла…
Только воздуха в рёбрах для звука уже не достало.
* * *
Такое море за спиной, такие толпы,
Такие свитки долгого житья,
Что ветер каменеет, и, прощаясь
Со светом в предвечернем помраченье,
Ты чувствуешь тяжёлой головою
Течение житейской пустоты
Как миро, мускус, камфару и мёд,
И блещет бликом редкостного звука
В созвездиях откованная тишь.
Такая пропасть огненной печали,
Такой торфяник дымный под луной,
Прародина, базальтовая рита,
Изгнанников бездонные труды…
Екатеринбург
Татьяна Титова ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ
* * *
А вы не узнаете, откуда вдруг там осина?
Приметное дерево похоже на саксаул:
В чернеющем вывихе шеи — бравада от ассасина,
Законченность — от камикадзе, если не сам Вельзевул
Перетасовал одномастные вехи событий
С подстрочной усмешкой, ведь в жизнь не перевести
Таких безотказных, таких соимённых убытий, —
Как будто история эта не может перенести…
Откуда куда географии резкость сместилась?
Сухая осина в литой Палестине растёт?
Как в детской советской предчувствие вдруг очутилось:
«Сейчас упаду!» — но игрушка, качаясь идёт…
И вновь Бел-Баал зеленями украсит отаву,
Уйдя в расстояние смерти, где линии сочтены,
Но — есть расстояние боли от рук до спины костоправа,
Как то расстояние боли: от рук до спины.
* * *
Изменчивость в неслыханном плывёт.
Не выбирая форму полуночи.
Вдруг робкое движение мелькнёт,
И тень останется, пристанет, залопочет,
И отплеснёт, и обнажатся омуты,
И зацветёт сирень на берегу.
Седые молнии доподлинно изломаны
В знобящем хриплом крике на бегу.
* * *
В холодных лицах остыл помутневший вечер,
И гладит худой котёнок пугливой лапкой
Кошачий язык, шершавый… коробит плечи,
Шерстит и шерстит, лижет. И лапке сладко.
Как приторно мне притворство — родных морочить!
Глядит незакрытым глазом во сне Трёхглазка.
Пройти сквозь больное ухо, не смяв повязки? —
Пускай лучше спит окаянство — кого урочить?
И чьи-то ноги дубили камень вокруг улики,
И чьи-то руки носили лёд в Синюшкин колодец…
Котёнку бросили банку в полфунта лиха,
И над сгущённым и сладким эхом рыдал уродец.
Нижний Тагил, 1996