как сплошную, социально не дифференцированную массу. «Разве тогда — во время первых демонстраций и бомб — крестьянство в самом деле представляло собой такой сплоченный фронт, что не считается нужным хотя бы наметить дифференциацию внутри этого фронта? Разве не было уже тогда — точно так же, как сегодня, — помещиков, крестьян, богатых и бедных, бобылей, батраков и рабочих?»[6]
* * *
Мы окажемся не вполне справедливыми по отношению к роману «Крестьяне, бонзы и бомбы» и не оценим в полной мере его значение, если будем его рассматривать исключительно как полурепортажный политический роман о голштинском «Ландфольке». Даже и в те дни, когда книга появилась в ореоле политической сенсации, наиболее тонкие и проницательные критики видели в ней нечто большее: сотканное из необычайно точных наблюдений, беспощадно правдивое социально-критическое повествование о людях и отношениях в провинциальном немецком городе, повествование, в котором раскрывается неприглядная картина современного буржуазного общества в целом. «Политический учебник германской зоологии — Fauna Germanica лучшего себе и представить нельзя», — писал Курт Тухольский[7]. «Это прежде всего замечательное, созданное могучей силой ненависти, но тайно питаемое скрытыми токами любви сатирическое произведение»[8],— утверждал Эрнст Вайс, сравнивая при этом роман Фаллады с «Верноподданным» Генриха Манна.
С Вайсом можно, пожалуй, и не согласиться или согласиться лишь с оговорками. Мы не найдем в романе «Крестьяне, бонзы и бомбы» столь характерных для сатиры пародийно утрированных образов и гиперболически заостренных нежизнеподобных ситуаций. Нет в нем и таких стилевых форм, как гротеск, фантастика, условность… Действие романа протекает среди лиц и обстоятельств, не выходящих за рамки обыденности, но тем отвратительней — в своей обнаженной, предельно приближенной наглядности — картина общественного быта городка Альтхольма, «похожего на тысячи других городков и даже на любой большой город».
В романе развернута широкая панорама жизни Альтхольма с его «коридорами власти» и социальными институтами — прессой, магистратом, полицией. И одновременно воссоздана в живых портретных зарисовках вся камарилья «отцов города» от «друга детей» Манцова, владельца газеты Гебхардта до «бонз», то есть социал-демократических бюрократов, высоких должностных лиц. Недаром Фаллада впоследствии с благодарностью вспоминал журнал «Кельнише иллюстрирте», решившийся напечатать роман: «В то время это было очень мужественным поступком, ибо, во-первых, этот роман кишел грубостями и, кроме того, он должен был вызвать сильнейшее возмущение „наверху“, „у красных“. Но журнал решился…» Оставим в стороне несколько дезориентирующий эпитет: «красными» социал-демократические бонзы могли быть в глазах разве только Штуффа или графа Бандекова. В романе же они олицетворяют Веймарскую «систему», и резко критическая трактовка всех этих Тембориусов, Кофка, Фрерксенов и прочих объективно отображает слабости и пороки республики, которой вскоре суждено было без боя уступить место «третьей империи».
Первоначально, до своевольного вмешательства редактора из «Кельнише иллюстрирте», роман Фаллады носил название «Заезжий цирк Монте». Название было изменено, но история, связанная с цирком Монте, сохранилась в прологе и эпилоге и имеет в романе ключевое, иносказательно выраженное значение. Характерная для нравов желтой прессы выходка редактора Штуффа, который, раздосадованный отказом директора цирка поместить в его газете рекламное объявление, отомстил ему разносной рецензией на цирковое представление, даже не посмотрев его, — эта выходка приобретает в романе некий обобщающий смысл, становится аллегорией царящей в человеческих отношениях беспринципности, своекорыстия, войны всех против всех — иначе говоря общественной системы, в которой «ничто не делается ради пользы дела. Всегда лишь из каких-нибудь ничтожных интересов».
Эта общественная система формирует, а вернее деформирует характеры, прививает людям социально негативные качества. В романе нет положительных героев и тем более нет персонажей, воплощающих авторский идеал. Даже личности, наделенные несомненными интеллектуальными или моральными задатками, несут на себе уродующий их отпечаток нравов и обычаев среды. С волками жить — по-волчьи выть. Гарайс — этот сгусток деловой энергии, работяга, умница, увлеченно и в известной мере даже бескорыстно радеющий о коммунальном подъеме города, поддается, однако, соблазнам власти, самоуправствует, чинит произвол, при случае, не задумываясь, топчет слабых и беззащитных. Штуфф, обладающий развитым чувством социальной и индивидуальной человеческой солидарности, отнюдь не лишенный принципов и убеждений (хотя и политически консервативных), глубоко погряз тем не менее в нечистоплотном ремесле газетчика из желтой прессы, пишет по установкам и лжет по найму, не гнушаясь шантажом и инсинуациями.
В изображении таких персонажей, как Гарайс или Штуфф, проявляется важнейшее свойство творчества Фаллады, писателя-реалиста, неотступно следующего правде жизни. Желаемое он никогда не выдает за действительное, и даже, выводя на сцену героев, ему в чем-то близких, которым он симпатизирует, он в своих лучших романах никогда их не приукрашивает, не сглаживает противоречия в их характерах, не оставляет в тени их обусловленные пороками социальной действительности индивидуальные пороки.
Мы говорим «никогда» и тем самым, выходя за рамки романа «Крестьяне, бонзы и бомбы», заглядываем вперед. Действительно, этот роман был фактически начальным этапом творческого пути Ханса Фаллады. Своих наивысших достижений — это в том числе и хорошо известные советскому читателю романы «Маленький человек, что же дальше?» (1932), «Кто однажды отведал тюремной похлебки» (1934), «Волк среди волков» (1937), «Железный Густав» (1938), «Каждый умирает в одиночку» (1947) — писатель добился не сразу, а постепенно, и путь его при этом был тернист. Но некоторые коренные черты творчества Фаллады в целом определились уже в романе о городе Альтхольме. Именно такой чертой были постоянный сочувственный интерес и сосредоточенность писателя на судьбе «маленького человека», того изнемогающего в жизненной борьбе, беспощадно перемалываемого жерновами жестокой эксплуатации и государственного террора «маленького человека», каким привык себя сознавать и сам Рудольф Дитцен.
В романе «Крестьяне, бонзы и бомбы» центральным персонажем является Тредуп, от которого прямая линия ведет к Пиннебергу, Куфальту и другим героям последующих романов.