Негласное правило — в глаза ведьме не смотреть — ускользнуть может. Дирк и не смотрел. Законам с детства обучен. Тренировали его долго, навыки вбили намертво, движения отточены, доведены до автоматизма. Беззвучно подходить со спины, не дышать, впрочем, дышать ему и не нужно — ноздри для того оставлены, чтобы ведьму учуять, и сердце не билось, замерло давно.

Когда изъял, гляди сколько хочешь, но Дирк не смотрел и после. Единственного раза хватило.

Старый учитель был строг, спуску не давал. Ловить почти не мог, оттого и учительствовал: гильдии польза, и долг по капле списывался. Дирк ребенком в обучение попал, так старик и наставником, и отцом стал. Дирк оказался толковым, знания впитывал быстро, и клинку приглянулся, сам в руку шел, признал, значит. Учитель кивал одобрительно, хотя на похвалу обычно скупился.

Ноздри защекотало, Дирк принюхался и выхватил оружие. Рукоятка нагрелась, будто клинок уловил что-то. Дирк напрягся, перешел в боевую стойку. Ходили слухи, будто зараза расползалась среди ловцов, забирая лучших. Но слышал Дирк и другое: во время охоты вырывался огонь такой силы, что ловец потушить не мог. Погибали и охотник, и жертва, даже клинок приходил в негодность. Сильнее ведьма — больше огня, ведь кинжал забирал то, что мог удержать, остальное выжигал. Но какой мощи должна быть ведьма, чтобы сгорел охотник?

Вокруг лезвия полыхнуло, и канавка посередине — через нее сила идет — потемнела. Капли дождя шипели, падая на нагретую поверхность. Нахмурился Дирк, зря пошел в одиночку, и гильдия не советовала, но он все оттягивал момент, привык ловить сам, после первой охоты не доверял никому.

Руку обдало горячей волной, с клинка сорвалось несколько искр и отпустило. Остыл кинжал, став холодным и мертвым. И запах исчез, точно его и не было. «Почудилось», — решил Дирк и вдруг подумал: — «Не зараза — расплата это. За то, что берем не свое, калечим ради чужой выгоды».

Закрыл глаза, вслушался в шум дождя: равномерный, успокаивающий и сильный. Холодные струи били по лицу, одежда промокла и стала тяжелой, но Дирк не испытывал ни холода, ни дискомфорта.

Он — капля, течет по брусчатке, вливается в ручей, становясь рекой, проходит весь путь до океана. Соединяется с другими, когда есть вода и ничего больше, но остается собой. Капля, вместе и по отдельности.

— Дирк, ты идешь? — Мара появилась на пороге хижины. Тоненькая, хрупкая, а глазищи синие, огромные.

Учитель встрепенулся, носом потянул, старческие ноздри расширились.

— Хорошая девка, — пробормотал, качая головой. — Беги, чего застыл?

«Не унюхал», — с облегчением подумал Дирк.

Одряхлел наставник, обоняние потерял. Дирк, тот чуял. Мару видел и сердце колотилось, дыхание перехватывало. Мара посмеивалась, думала, что повод другой. От другого тоже заходилось сердце, но не так. Разницу Дирк сразу понял.

Дождь усиливался. На мосту уже клубился туман, создавая переход, несколько шагов, и Дирк уйдет, вернется в берлогу свою до следующего раза. Немного ему нужно, чтобы долг погасить, последняя охота обещана. Внезапно до уха донесся стук, но не воды. Кто-то приближался легкой девичьей походкой. Неужели?

Дирк ступал бесшумно, ноздри дрожали, ведьмой пахло сильно, отчетливо, рядом она, считанные метры остались.

Фигурка тоненькая вынырнула из-за поворота, и пошла впереди, не замечая. Впрочем, они никогда его не видели. Дирк уже замахнулся, и тут она обернулась. Хорошенькая, а глаза синие. Летунья. Сердце зашлось, то самое, что не билось давно.

Летунью найти непросто, об этом и в книгах сказано, и учитель то же самое твердил. Много полезных свойств у ведьм, на целительские спрос немалый. Левитация относилась к удовольствиям, редкое качество, в высшем свете ценилось особо, платили за него деньги огромные. Одна летунья в середине карьеры, и ловец мог закрыть долг с лихвой.

Но Мара — не ведьма. Обычная девчонка из деревни, кому, как не Дирку знать, росли вместе. Врала она про полеты.

— Ты должен сам попробовать, — Мара засмеялась. И вдруг резко крикнула: — Обними!

Дирк подчинился. Не хотел, но Мара не просила — приказывала. Тело вдруг стало легким, будто не весило ничего, земля ушла из-под ног, деревья остались внизу, и словно кусты мелкие, робко жались друг к другу. Воздушные потоки окутывали, омывали подобно воде, прохладной и кристально прозрачной.

— Мы приходим с водой, уходим в воду, после нас не останется ничего, кроме воды, — восторженно прошептал Дирк.

Клинок Ариды не убивал — телесная рана затягивалась, но угасала ведьма, словно жизнь из нее вынули, оставив лишь оболочку. И не жила больше, тенью шаталась, смерти просила, а потом исчезала. Память о ней стиралась, забывали все, включая ловца. И только Дирк помнил каждую. Эх, не выбирал он такую профессию, гильдия по способностям назначила, она же и размер долга определила, как обучение прошел. И пока не вернешь, приходилось ловить и изымать. Появляться с дождем, уходить в дождь, ибо ловец — вода. Мара любила море, но была воздухом.

С того вечера Дирк избегал подруги, старался из дома не выходить. Учитель переживал, что заболел парень, травой отпаивал, а Дирк кивал, соглашаясь. Заболел, жизнь не в радость, ходить невмоготу, тело казалось чужим и тяжелым, ноги в землю вросли, не отрывались, птица он, хотя червем родился. Одного желал — раскинуть руки и лететь. Единожды попробовав, становишься зависим, привыкнуть легко, забыть сложно. Но сильнее жажды полета был страх, что Мара станет первой. Возраст у Дирка как раз, чтобы первую ведьму изъять.

А если утаить, не сказать никому? Учитель ведь не заметил. И Мару уговорить, чтобы не летала больше или из деревни уехала? Дирк умолял, но Мара в ответ смеялась. «Летать — это счастье, никому не отдам. Потихоньку буду, не узнают.» Дирк понял, не бросит она, сам раз попробовал, а вон как его ломает. Только не из-за полета Дирка скрутило, это натура ловца просыпалась.

Мара летала ночами. Дирк больше не приходил, дома отлеживался — совсем худо стало, но чувствовал — летает. Сны видел, как воздух с водой сталкиваются. От летуньи искры расходились, воздух пламя рождал, а вода гасила. К снам о полетах добавился еще один: ночь, Дирк крадется, клинок Ариды в темноте светится, впереди ведьма, не слышит ловца и не видит. Дирк хватает жертву за плечи, вонзает кинжал в мягкую податливую плоть, затем смотрит в глаза. Мара… Он просыпался с криком.

— Выше? — спросила Мара.

Дирк кивнул судорожно, хотелось туда, к звездам. Легко ему было, как никогда. Воздух звенел, небо приближалась, и отдалялась земля, и мир становился морем, катил ласково волны,