местах.

Меня удивило и обрадовало, что немецкий коммунист так свободно владеет русским. Я ему об этом сказал и, естественно, поинтересовался, где он изучал наш язык.

— Где же можно лучше всего овладеть родной речью Ленина, если не в стране Ленина? — ответил вопросом на вопрос мой собеседник.

Оказалось, что по решению ЦК КПГ после прихода нацистов к власти Шнайдер с женой Шарлотой эмигрировал в СССР и, будучи биологом, работал в Академии наук СССР под руководством известного ученого И. А. Опарина. А в годы Великой Отечественной войны супруги Шнайдер трудились в одном из наших госпиталей, внося тем самым свой вклад в дело разгрома фашистской Германии.

— Расскажите о себе поподробнее, — попросил я Шнайдера.

— Понимаю, что нужно сообщить вам анкетные данные, которые мне приходилось не раз приводить в различных учреждениях в СССР. Охотно это сделаю и буду краток.

Он рассказал мне, что является родом из тюрингского города Гота, где до прихода к власти фашистов работал учителем, поэтому хорошо знал эти края. Видимо, это обстоятельство и учел ЦК КПГ, отправляя его на работу в Тюрингию после возвращения из эмиграции вместе с группой германских коммунистов во главе с Вальтером Ульбрихтом.

В свои 37 лет Георг Шнайдер выглядел довольно молодо, хотя предательская седина стала уже заметно серебрить его виски. Веселый, жизнерадостный, общительный, он с первых же минут беседы расположил меня к себе своей искренностью и неистощимым юмором, который не покидал его даже при разговоре о серьезных делах.

Выслушав его краткий рассказ о себе и задании, полученном им от ЦК КПГ, я поинтересовался, о каком окружном правлении КПГ он упоминал.

— О том, которое было избрано 22 апреля на конференции в Бухенвальде. Разве вы не информированы об этом?

— Конечно, нет. Я ведь только вчера приехал в Веймар и сегодня первый раз сел за стол в этом кабинете…

— Тогда разрешите познакомить вас с председателем окружного правления Эрнстом Буссе.

— А где он?

— Тут, недалеко. Я схожу за ним.

Конечно, меня очень заинтересовала возможность познакомиться с руководителем тюрингских коммунистов, и я с нетерпением ожидал его появления, собрав нескольких офицеров-политотдельцев, временно выделенных в мое распоряжение.

Не прошло и получаса, как Г. Шнайдер снова явился ко мне вместе с Эрнстом Буссе. Среднего роста, с серьезным выражением лица и глубоко посаженными серыми глазами, он подошел ко мне, представился по-немецки. Его слова почти синхронно переводил старательный Шнайдер. Я попросил гостей присесть.

Мне хотелось об Э. Буссе узнать как можно больше, особенно о его партийной деятельности.

— Как давно вы состоите в КПГ? — спросил я его в начале беседы.

— С 1919 года, — ответил он и замолчал.

— И что делали как коммунист?

— Был членом районного и подрайонного руководства КПГ, редактором партийной газеты «Рурское эхо», в Кёльне возглавлял РПО…

— А что это такое?

— Это была революционная профсоюзная оппозиция оппортунистическому руководству профсоюзов. В 1932 году я был избран депутатом рейхстага от КПГ, а с приходом фашистов к власти перешел на нелегальное положение и оставался подпольным руководителем РПО и председателем партийной организации Кёльна. Но нацисты нашли меня и в августе 1933 года арестовали. Год они держали меня под следствием, а затем бросили в тюрьму «Кассель-Вельгайден». Просидел там некоторое время в одиночке, потом попал в концентрационный лагерь Лихтенберг, откуда вместе со всеми политзаключенными был доставлен в Бухенвальд. Участвовал в выступлении заключенных этого лагеря 11 апреля 1945 года. Вот, пожалуй, и все…

Георг Шнайдер перевел последнюю фразу и заметил:

— Больше он, наверное, из скромности ничего не скажет. Но если вы интересуетесь деятельностью Буссе в Бухенвальде, то я могу вам кое-что рассказать.

— Меня интересует все, что касается руководящих деятелей КПГ в Тюрингии, так как мне, наверное, предстоит с ними работать вместе не день и не два, — заверил я Шнайдера.

— Тогда я вот что должен вам сообщить, — начал он, — хотя вы уже по его короткому рассказу могли заключить, что наш Эрнст прошел все муки фашистского ада, но остался несгибаемым коммунистом и даже в Бухенвальде не прекращал борьбы против нацистов. В лагере был создан интернациональный лагерный комитет — ИЛК — во главе с Вальтером Бартелем. В него входили заключенные разных национальностей, в том числе и представители советских военнопленных. По заданию ИЛК Буссе принял предложение руководить санитарным бараком, так как работавший там раньше коммунист Вальтер Крамер был переведен в другой лагерь и там казнен. На предложение ИЛКа занять указанный пост Буссе ответил: «Я знаю, что меня посылают, по-существу, в команду смертников, но считаю необходимым действовать по директивам партии».

— А почему командой смертников? — поинтересовался я, прервав Шнайдера.

— Мы еще не все знаем, не все подытожили, что творилось в Бухенвальде, но по рассказам Эрнста и других бывших узников этого лагеря смерти нам известно, что интеркомитет два года готовил вооруженное восстание заключенных, что местом сбора его руководителей был именно санитарный барак, он же был и хранилищем оружия, которое похищалось узниками из арсенала эсэсовцев, собиралось из тайно вынесенных с оружейного завода, где работали заключенные, отдельных частей автоматов. Кроме того, в этом бараке были спасены многие заключенные, обреченные на уничтожение. Таким товарищам вручались документы умерших узников, их направляли в так называемые внешние команды, работавшие на разных объектах вне лагеря, а там подпольщики обеспечивали им бегство и безопасность. Словом, жизнь каждого там висела на волоске: ведь организация могла быть в любой момент раскрыта и тогда…

Мне становилось ясным, что руководитель тюрингских коммунистов заслуживает не только полного доверия, но и глубокого уважения как преданный сын своего народа и партии, которого ничто не могло сломить и лишить веры в неизбежность краха фашизма.

Забегая вперед, скажу, что упоминавшийся Шнайдером Вальтер Бартель сообщил мне позже, что Э. Буссе был и остается высоко почитаемым в международном комитете «Бухенвальд-Дора», что во многих странах бывшие узники концлагеря помнят его, благодарят и считают, что обязаны ему жизнью.

Шнайдер бегло переводил для Буссе все, о чем мне рассказывал, а затем он сам произнес несколько фраз, из которых я понял только слово «конференция».

— Товарищ Буссе, — пояснил Шнайдер, — просил меня сказать, что у нас завтра, 15 июля, в «Веймархалле» состоится