каждой клеткой тела осознал, что потрясшие меня в прошлом году непальские торговцы — дети по сравнению с местными, кенийскими. У этих хватка мёртвая — окружают плотным кольцом, и каждый сует под нос свой товар. Пока что-нибудь не купишь, не выпустят. Непревзойденные продавцы! У человека с мягким характером они способны выудить все содержимое кошелька, а прижимистого покупателя довести до истерики: все беспрестанно дергают за одежду, галдят, повторяя, как заведенные одно и то же — «good praise».

Вроде бы люди здесь живут без суеты по принципу «pole, pole» — «медленно, не торопясь», но как только дело касается торговли, они неузнаваемо преображаются. Сколько страсти в желании продать!

3

Встали с Доктором пораньше, что бы понаблюдать восход солнца на экваторе.

В шесть утра черный бархат неба еще был в мерцающей наколке незнакомых нам созвездий, а через пару минут на нём что-то дрогнуло и зубчатую линию горизонта, ещё недавно сливавшуюся с небосводом, на востоке будто посыпало пеплом, и серая волна рассвета, зацепившись за парочку белых облаков, плавно покатилась к западу, на ходу сдирая угрюмый ночной мрак сначала с крыш, а затем и нижних этажей. Небо над горами посветлело, и очертания хребта рисовались резко и отчётливо.

По тёмным ещё склонам, обращённым к городу, сползали вниз, в поисках спасительных тёмных уголков, струи молочно-белого тумана. Восточный край тем временем розовел, а на куполе свода проступила синева. Вот первые золотистые лучи ещё не взошедшего для нас солнца коснулись вершины деревьев и они, как будто радуясь, тихо засияли от неожиданной ласки. Смело вынырнувший следом из-за горы радостноликующий, животворящий огненный диск, залив городок светом, окончательно рассеял затаившийся в глухих дворах сумеречную мглу.

В общей сложности смена ночи на день заняла порядка двадцати минут — у нас она намного продолжительней.

А в остальном рассвет как рассвет, только здесь он секунда в секунду без изменений повторяется каждые 365 дней из года в год, из века в век — экватору неведомы перемены, здесь все стабильно: двенадцать часов день, двенадцать часов ночь, двенадцать часов день, двенадцать часов ночь… скучновато получается.

Когда умывались, обуреваемые проснувшимся исследовательским зудом, провели эксперимент, красноречиво подтвердивший, что мы действительно находимся в южном полушарии. Заполнив раковину водой, открыли слив — вода стала уходить, закручиваясь против часовой стрелки. Все верно, на северном вода закручивается по часовой стрелке, а на экваторе вообще не закручивается — просто сливается вниз без вращения.

По-военному быстро позавтракав, помчались к следующему национальному парку — парку Найваши. Это примерно на полпути к Найроби. Он расположен в еще более живописной котловине, окруженной еще более высокими зелеными горами. Посреди нее красивое, довольно глубокое озеро с прозрачной, пресной водой. В озере Накуру, как вы помните, она щелочная, мутная с белесым отливом, а сам водоем мелкий.

По дороге часто обгоняли длинноухих осликов, запряженных в двухколесные тележки с деревянной платформой. На одной из них, внутри ограждения из грубо обтёсанных жердей, стояли, новенькие сверкающие безупречной покраской двухсотлитровые бочки, на которых серебром выведено «PETROLIUM». Рядом, держа в руках уздечку, шагал босой, одетый в лохмотья старик кениец. Контраст разящий.

Среди перелесков иногда видим зебр и даже жирафов. Здорово!

Значит, в Кении дикие животные обитают не только в охраняемых парках.

Разряженные перелески перемежались спелыми еловыми и сосновыми лесами, схожими с нашими, но здешние ели поразлапистее и ветки у них начинают расти с высоты два-три метра, а у сосен пучки игл погуще и подлиннее. Удивительно было видеть, что в этих хвойных лесах под деревьями сплошь зеленая травка: хвоя практически не осыпается. В России же в старом ельнике или сосняке пожелтевшие хвоинки устилают землю сплошным пружинистым ковром.

Найваши сильно смахивает на наши средне-русские озера. Лесистые увалистые берега чередуются зелеными полянами, пестрящими от ярких цветов; тихие заводи устланы овальными листьями кувшинок, над которыми возвышаются желтые чашечки. В окрестностях озера обитает 450 видов птиц! Но его главная достопримечательность конечно бегемоты (гиппопотамы).

Нас усадили в длинную моторную лодку и на малой скорости повезли вдоль берега идеально круглого, диаметром не более километра, озера соединяющегося с обширным сосудом основного, тоже круглого, узким проливом. То и дело спугиваем с плавающих коряг белых цапель и аистов. Все, до боли в глазах, всматриваемся в озерную гладь. Особенно пристально в черные окна среди листьев кувшинок.

В одном из них неожиданно вырос огромный буро-коричневый пень, облепленный зелеными стеблями. Это бегемот высунул морду, что бы наполнить легкие свежим воздухом. Я едва успел сделать один снимок. Потом издали видели еще двух бегемотов. Вынырнут на несколько секунд, и опять под воду — пасутся на богатых плантациях водорослей недоступных их сухопутным конкурентам.

Проплывая вдоль низкого, длинного полуострова, отделяющего малое озеро от большого, поглазели на птичий базар: многие сотни пеликанов и еще каких-то крупных птиц прогуливались по травке, поодаль паслось стадо водяных оленей. Зеркальную гладь озера рассекали, оставляя расходящиеся усы, утиные стайки. А бегемотов по-прежнему не видать. Мы уже смирились с мыслью, что нам не повезло, как вдруг моторист направил лодку к полузатонувшим корягам, которые оказались скоплением отдыхающих бегемотов. Над водой возвышались головы с мощными надбровными дугами розового цвета, мясистые шишковатые носы и овалы тугих спин, по которым прогуливались птички. То один гиппо, то другой, то все разом вдруг начинали пыхтеть, грозно реветь, ворочаться, подниматься из воды, отчего та шумными водопадами стекала с их необъятных боков. Мы тихонько закружили вокруг на расстоянии метров тридцати, щелкая затворами фотоаппаратов, сопровождая удачные кадры радостными возгласами.

Всем нестерпимо хотелось сделать «крупный план». Для этого надо было подплыть поближе. Наконец моторист, добрый малый, поддался нашим уговорам и, в нарушение правил безопасности, приблизился до пятнадцати метров. В этот момент одна махина из этого скопища, раскрыв розовую пасть, похожую на спаренный ковш экскаватора, трехтонной торпедой понесся на нас, гоня перед собой полуметровую волну. Моторист до упора нажал на газ, и мы от скоростного спурта едва не вываливаемся за борт. Мгновенная реакция кенийца вполне объяснима — его