- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (15) »
заберется ночью во двор — беда ведь! Всех кур и петухов начисто передушит! Вредная зверюга, факт же это! Имя вот, одно скажу, у нее красивое — ласка!
А вот белка, тоже к примеру. Знаю — добрая она очень.
В старом кедре дупло есть с миску шириной, а глубиной по локоть. Дупло это рыжая белка облюбовала.
Лежа в высоченной траве, я часто смотрел, как белка ловко прыгала с ветки на ветку. А в зубах у нее корм разный — шишки, грибы.
И как-то заметил я — весной это было — белка стала чаще исчезать из дупла. А когда возвращалась с кормом в зубах, осторожно оглядывалась кругом — не видит ли кто ее? — а потом уж в дупло юркала, шустрая такая, веселая.
Догадался: бельчата у белки появились, детки.
И стал я каждый день — да не по одному разу — под кедром дежурить, в траве затаясь. Крапива, точно кипятком, обдавала, да репейник ноги колол, но я терпел: здорово хотелось знать, что дальше-то будет, как белка бельчат из дупла выводить будет, учить их уму-разуму!
Вот лежу как-то и вижу: к беличьему дуплу, озираясь, будто воришка, подбирается зверинка малой величины. Только тело у нее длинное, вытянутое. Я даже схолодел весь: ласка кровожадная!
Выскочил из засады, да к-а-ак засвистал, заулюлюкал! А ласка, вражина, поглядела на меня и — в дупло. И мигом — обратно, а в зубах желтенький бельчонок. Что тут делать? Как помочь бельчатам? Растерялся я и впервой здорово пожалел, что ружья у меня нету! Одному радуюсь: белки-матери не видно, а то бы вцепилась в ласку, ну и погибла бы в один момент!
Стал я шишки в зверюгу кидать, а потом схватил палку в зубы и давай карабкаться на кедр, а он вдруг к-а-ак зашумит сердито, будто помочь мне хочет ласку прогнать.
Слазал я с палкой на дерево, да что толку? Палка на дереве — лишняя обуза только. Так и ушел домой.
А на рассвете кинулся опять к кедру. Он стоит притихший, тоскливый. И стало у меня на душе муторно.
Но вот вижу: из дупла белка выскочила. Ну, думаю, помчится за продуктами, а она на суку сидит, ровно замерзла.
Часа три, кажись, прошло, а белка не шелохнется. Сидит и сидит у дупла, тоскливая такая. Беда, думаю, приключилась… Видать, ласка осиротила ее.
Не выдержал, кашлянул я — в горле запершило сам не пойму отчего. А белка к-а-ак подпрыгнет с перепугу и — юрк в дупло!
А мне не терпелось узнать, что белка делает. Опять притаился под кедром и в небо гляжу. Хорошо вот так лежать — в небо синее глядеть и думать обо всем хорошем. О плохом ведь не думаешь, когда вот так один лежишь на земле и в небушко глядишь!
В глазах зарябило — задремывать, видать, начал. И уснул бы, да шишка с кедра прямо в нос ударила.
Кто это там балуется, думаю. А наверху — белка прыгает, расчесывает лапками свою шубку, шустрая такая. Ну, думаю, с чего она, глупая, веселится? А белка — юркает туда-сюда, туда-сюда, осматривается кругом. То в дупло заскочит, то обратно выскочит, пышным хвостом играет, вся золотая от солнышка.
Дай, думаю, гляну в дупло, отчего ей так весело стало? Выждал, когда белка по своим делам скрылась, и — на кедр. Мигом вскарабкался. Заглянул в дупло, а там кто-то пищит, копошится. Разглядеть трудно — кто, и я руку сунул в дупло. Вытащил что-то тепленькое, голенькое. Глянул и чуть с кедра не свалился! Слепой котенок! Потешно! Шишкой сорвался с кедра, и — в избу.
— Ты что это, Вася, угорел что ли? — смеется бабка.
— Зачем — угорел? Какой тут угар! У лесной белки в дупле котята появились.
— Какие котята? Да ты, внучек, никак, блинов утрось объелся, — смеется бабка. — Креста на тебе нет, вот и боронишь несусветное. У белки да котята в гнезде? Грех, грех, Вася, баять такое!..
Бабушка меня отчитывает, а тут мамка в избу вошла.
— Какие котята? Какая белка? — спрашивает.
Я и рассказал все по порядку, как было, про белку, бельчат и ласку.
— Вот оно что! Да слепых-то котят в лесу Антипиха кинула, а белка этих котят и приютила взамен бельчат своих, молоком их своим кормит. Утолковал?
А я не знаю, что и сказать. Бабка опять смеется:
— Чего рот-то распялил? Муха в живот залетит…
А я молчком рванул из избы.
Со всего ходу, не таясь, на кедр махнул. Про белку забыл. А она из дупла выскочила и сердито зачёкала языком: «чё-чё-чё». Хвост распушила, глаза злые, сейчас лицо царапать зачнет! Так в дупло и не заглянул — скатился с дерева и — в избу.
На другой день выждал, когда белки на дереве не было, забрался на кедр и заглянул в дупло. Потрогал рукой котят, взял в руку одного. Мяучит, пищит, мордочкой тыкается в ладошку, видать, молока хочет.
Подумал было я забрать одного котенка, да не посмел: белку-мать жалко стало. И так ее ласка на всю жизнь обидела.
Как-то ранним утром опять вскарабкался на кедр и в дупло заглянул. А в нем пусто. Долго сидел я на суку. Слушал, как черный дятел с красной шапочкой на голове — его у нас желной кличут — кору долбит и кричит свое «трюю, трюю».
А белку так и не дождался — исчезла белка. Видать, увела она своих приемных детенышей в укромное место, или, может, еще что случилось — про то не знаю. А может, котята, когда подросли, разбрелись, а куда — неизвестно. А может, кто пожалел и подобрал их. Много ведь по земле добрых людей ходит!..
Отец и мать Юры и Зои ушли на колхозное поле картошку копать, а ребят оставили домовничать. Сидят брат и сестра у открытого окна, смотрят, как мелкий дождичек моросит. В избе тишина. Слышно даже, как сонные мухи крылышками шевелят. Вдруг за окном, во дворе громко кто-то забарабанил. — Это что за барабанщик? — удивленно сказал Юра и взглянул на сестренку. — Не знаю, — сказала Зоя. Брат и сестра на цыпочках вышли на крыльцо. Осмотрелись кругом: никакого барабанщика нет. Но кто-то барабанит и барабанит — громко-громко… Видят брат и сестра: на мокрой траве, возле сарая, ведро лежит. А в нем кто-то стучит: тук, тук, тук… — Может, серый волк туда забрался? — шепотом спрашивает Зоя и боязливо прижимается к брату. Юра старше сестры на целых три года. Он тихо говорит: — Тоже выдумаешь — волк… Разве волк в ведро залезет? Ведь он большой, а ведро-то маленькое. — А может, лиса забралась? — еще тише говорит Зоя. Юра задумывается. И качает головой: — Ну и дурочка ты, Зойка, лиса-то зверь осторожный, не прибежит сюда из лесу. Юра почему-то посмеивается и, нагибаясь к уху сестренки, шепчет: — А знаешь, кто в ведре сидит? — Не знаю, — признается Зоя. Брат делает большие круглые глаза и громким шепотом говорит: — Большой-пребольшой
ВОТ ТАК БАРАБАНЩИК!
Отец и мать Юры и Зои ушли на колхозное поле картошку копать, а ребят оставили домовничать. Сидят брат и сестра у открытого окна, смотрят, как мелкий дождичек моросит. В избе тишина. Слышно даже, как сонные мухи крылышками шевелят. Вдруг за окном, во дворе громко кто-то забарабанил. — Это что за барабанщик? — удивленно сказал Юра и взглянул на сестренку. — Не знаю, — сказала Зоя. Брат и сестра на цыпочках вышли на крыльцо. Осмотрелись кругом: никакого барабанщика нет. Но кто-то барабанит и барабанит — громко-громко… Видят брат и сестра: на мокрой траве, возле сарая, ведро лежит. А в нем кто-то стучит: тук, тук, тук… — Может, серый волк туда забрался? — шепотом спрашивает Зоя и боязливо прижимается к брату. Юра старше сестры на целых три года. Он тихо говорит: — Тоже выдумаешь — волк… Разве волк в ведро залезет? Ведь он большой, а ведро-то маленькое. — А может, лиса забралась? — еще тише говорит Зоя. Юра задумывается. И качает головой: — Ну и дурочка ты, Зойка, лиса-то зверь осторожный, не прибежит сюда из лесу. Юра почему-то посмеивается и, нагибаясь к уху сестренки, шепчет: — А знаешь, кто в ведре сидит? — Не знаю, — признается Зоя. Брат делает большие круглые глаза и громким шепотом говорит: — Большой-пребольшой
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (15) »