- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (7) »
нужен.
Прохожий
Повезло прохожему — свободное такси,
Только вот спешить ему некуда.
Он остановился, закурил, да пропустил,
Да на небо посмотрел: «Снегу-то…»
Падает размеренно, не скорбя,
Отчего ж тебе так неможется?
У нее другая жизнь и у тебя,
У тебя, даст бог, тоже сложится.
Помнишь, ты у шурина брал велосипед,
Уезжал на озеро дальнее.
Там остались ваши отражения в воде,
Их еще хранит гладь зеркальная.
Осень началась тогда в августе,
Зелень желтой грустью наполнилась.
На всю жизнь из давней той радости
Хватит вам того, что запомнилось.
Вот и запускай на память тот видеоклип,
Да крути себе сколько надо лет,
И в пустой квартире пой, покуда не охрип,
Да в окно гляди, как снег падает.
Падает размеренно, не скорбя.
Отчего ж тебе так не можется?
У нее другая жизнь и у тебя,
У тебя, даст бог, тоже сложится.
Кино
Отмелькала беда, будто кадры кино,
В черно белых разрывах фугасных.
И в большом кинозале эпохи темно,
И что дальше покажут — не ясно.
Разбивается луч о квадраты стекла
Довоенного старого дома.
И людская река по утрам потекла
По аллеям к заводам и домнам.
Просыхает асфальт, уменьшается тень,
И девчонка торопится в школу.
Довоенный трамвай, довоенный портфель
Все опять повторяется снова.
Я в отцовских ботинках, в отцовских часах,
Замирая, смотрю без прищура,
Как в прозрачных, спокойных, тугих небесах
Самолетик рисует фигуры…
20 лет, 30 лет, 40 лет
Рушит хроника стены театров.
20 лет, 30 лет, 40 лет
Нас кино возвращает обратно.
Я не видел войны, я смотрел только фильм,
Но я сделаю все непременно,
Чтобы весь этот мир оставался таким
И не звался потом довоенным.
Я сбежал
Я сбежал. Да, я сбежал.
Впрочем, кто меня держал?
Пусть кому-то хорошо, плохо ли.
По карнизам дождь стучал,
Ветер кроны лип качал,
И они вдогонку мне охали.
И когда водосточных хорал
Стих в молчании как на погосте,
Провожал меня сонный вокзал
К моему одиночеству в гости.
Одиночество живет
На заброшенном лугу,
Летом сорная трава колется,
В стужу хлопьями хандра
Крылья веток гнет в дугу
И волчица на луну молится.
Я наслушался песен дождя
В светомузыке молний и грома,
Я ночами сидел без огня
И купался в молчании дома.
Отражает взглядом мгла
В острых шпилях купола —
Не поранится б о них веками.
Возвращаться не хочу,
Как бы память не гнала,
Не стекала по щекам реками.
Лишь ночами, когда город слеп,
Я по мокрым кварталам кочую,
Где бездомные, вмерзшие в снег,
Вдоль дороги машины ночуют.
Волшебный дом
Есть дома многоэтажные,
На листе — дома бумажные,
Есть дома, в которых люди
Проживают много лет.
И хотите, не хотите ли,
Есть казармы, вытрезвители,
Есть аптеки и есть театры,
Где показывают балет.
Но есть такие дома волшебные,
Особо важные для людей,
Где побывали мы все, наверное,
Где получают отцы детей.
Там на всю жизнь называют Герой,
Или Сережей, или Петром.
C И потому в жизни самый первый
И самый главный — родильный дом.
Есть избушки деревянные,
Небоскребы есть стеклянные,
Есть дворцы, в которых пусто,
И отели, где уют.
Банки есть и министерства,
Институт, где лечат сердце,
Помещенья для капусты, —
Но детей там не дают.
Но есть такие дома волшебные,
Особо важные для людей,
Где побывали мы все, наверное,
Где получают отцы детей.
Там на всю жизнь называют Герой,
Или Сережей, или Петром.
C И потому в жизни самый первый
И самый главный — родильный дом.
Провинциальная история
Городок островочками кровель
Утром робко раздвинет сирень,
Акварелью восхода в цвет крови
Соловьиную выкрасит трель.
От решетки свежо щеке,
Сыро в тесном подвальчике.
Мрак за плечи обнял, как брат,
Между прутьев небес квадрат.
Город взят белочехами
(власть пока что с прорехами).
Окна смотрят растерянно —
Снова воля расстреляна.
Казачье разудалое
Самогон жрет подвалами
Да бормочет «Вечерний звон»
Покалеченный грамофон.
В тишь полночного шепота
Дверь распахнута хохотом,
Коренастый есаул
Перегаром свечу задул.
А в палисаднике сирень, бледнея, осыпается,
И ставни наглухо в домах закрыты до утра.
Он ног босых и от подков никто не просыпается,
И спят, запутавшись в ветвях, весенние ветра.
Звонко цокают лошади
По булыжнику площади,
И шалеющий шашек свист
Радугой на ветру повис.
Синь лампасов, как карусель,
Рубят молча, со зла в кисель.
И найдут — вижу как во сне —
Утром здесь лишь мое пенсне.
Из века в век все те же здесь
Бродяги и патриции,
И путь на волю лишь один,
И страсть у всех одна,
