смеялась. У неё кружилась голова – так быстро приходилось поворачиваться то на один, то на другой голос. Дети хватали за подол, задавали вопросы, на которые приходилось срочно придумать ответы. Лиссе было не до сожалений или обид. Лисса была счастлива.

***

Пустота, заставленная мебелью с резными спинками и ручками, приняла Лиссу в свои объятья. Привычно потрескивали скованные морозом стёкла, звенела устоявшаяся, уплотнившаяся за несколько лет тишина. Единственным громким звуком был скрип несмазанных дверных петель. Но и он очень быстро затих.

Лисса сняла верхнюю одежду. Прошла на кухню неслышно, будто вовсе не касалась ступнями холодного деревянного пола. Она застала едва поблёскивающую в лунном свете пыль. Зажгла свечу. Пыль вспыхнула крошечными золотыми точками. Отблески пламени отражались в стекле небольшого фонаря, в котором всё ещё оставался почти целый фитилёк. Ему тоже хотелось почувствовать давно забытые тёплые прикосновения огня, но он знал, что хозяйка о нём и не вспоминала. Он продолжал стоять навеки потухшим великаном среди банок с солью, сахаром и чаем, к которым тоже не притрагивались уже очень давно.

Лисса оставила свечу на столе. Пламя завораживало. Оно казалось единственной живой душой здесь, в пустом холодном доме. В доме, куда Лиссе не хотелось возвращаться.

Свеча горела ровным оранжевым пламенем. Лисса присела на стул, положила руки на стол и уронила на них голову. Она слишком устала. Ноги гудели, в голове оставался неприятный шум, какой бывает, когда из многолюдной комнаты попадаешь в абсолютную тишину. Бегать между столиками было весело, но тяжело. Особенно под конец вечера, после целого дня суеты и каких-то не очень важных дел. Но Лисса никогда не уходила с работы раньше времени. Не уходила, потому что иначе приятную усталость, сказки для детей и споры с Джимом заменила бы холодная тишина уже не родного дома.

Лисса слишком устала. Ей становилось всё сложнее скрывать боль за звуком собственного голоса.

***

Голоса детей были слышны ещё до того как показались очертания площади. Судя по всему, компания мальчишек дразнила кого-то одного. После очередной издёвки они заливались громким смехом. Когда Лисса выбежала на площадь, то сразу увидела Дерека. Он бегал между другими мальчиками лохматый, раскрасневшийся и злой.

– Ну-ну, ещё поплачь!

– Иди пожалуйся мамочке!

Дерек где-то потерял шапку. Зелёная с белыми узорами, она всегда выделялась на фоне снега и напоминала о тепле. Мальчик никогда не расставался с ней.

– Ути-пути, наш малыш. Как тебе не стыдно ходить без шапки?

Мальчишки довольно загоготали. Один из них смеялся, держась за живот. Смеялся долго и оглушающе визгливо, пока о его лицо не разбился снежок. Мальчик замолк. Медленно выпрямился.

– Ты сейчас получишь!

Дерек отважно шмыгнул носом. Большие глаза влажно заблестели. Он смотрел на обидчиков с отчаянной решимостью, а потом дёрнулся, зачерпнул очередную кучу снега, быстро слепил шар и бросил. Промах.

Мальчик, который называл Дерека малышом, – он был, видимо, главарём – рванулся к нему.

– А ну стойте!

Спотыкаясь, Лисса бежала к детям. Она встала между Дереком и его обидчиком до того как последний успел нанести удар.

– Что здесь происходит? – Лисса строго осмотрела всю компанию. Мальчики с суровым видом подбрасывали в руках крепкие снежки. – Это ещё что такое? Что вы не поделили?

– Ничего, – буркнул Дерек.

– Из-за «ничего» бои не на жизнь, а на смерть не устраивают.

– Ничего, – повторил Дерек, выбрался из-за спины Лиссы и зашагал к ближайшему сугробу.

Один из мальчиков не удержался и бросил в его спину снежок. Секундная тишина. И в Дерека один за другим полетели жёсткие снежные снаряды. Он не успевал укрываться, уворачиваться от них. Только беспомощно махал руками и закрывал лицо.

– Прекратите! Вы что делаете?

Лисса бегала между детьми, не понимая, как остановить их. Она пыталась успокоить каждого по отдельности, трясла за плечи, била по рукам, заставляя ронять снежки. Но дети уже с криком понеслись на Дерека.

– В сугроб его! – скомандовал главный мальчишка.

– А ну перестаньте!

Лисса пыталась преградить детям дорогу, ловила их за полы шуб и отталкивала назад, но остановить детское войско не могла.

– Перестаньте! – раздался голос Дерека уже с земли.

– А ну хватит! – крикнула Лисса что было силы.

Мальчики застыли. И не успели опомниться, как подскочили два молодых охотника. Одного из них, Джонатана, Лисса хорошо знала: он дружил с Джимом. Когда они появились, стало ясно, что битва окончена. Охотники быстро и немногословно объяснили мальчишкам, что нельзя нападать на одного вдесятером.

– Почаще бегай к своей Лиссе, – буркнул главарь Дереку, когда компания задир поспешно уходила с площади. – Пусть она тебе ещё сказочку расскажет.

– Какой раз за неделю их разнимаем, – проворчал Джонатан, пока второй охотник помогал Дереку выбраться из сугроба. – Всё из-за мальчишки в красных варежках, сынка Теннота, он у них заводила. Ремня б ему… Ладно, зови, если что.

Лисса благодарно кивнула обоим, присела на корточки рядом с Дереком и принялась оттряхивать его от снега. Мальчик отшатнулся от её рук.

– Не надо, спасибо, – пробурчал он.

– Мне несложно, – сказала Лисса, но больше его не трогала. Неподалёку увидела зелёную шапку, подняла, протянула хозяину. – Вы же не из-за неё?

Мальчик не ответил. Отвернулся, нахлобучил мокрую насквозь шапку на покрытые снегом волосы и зашагал прочь. Он шёл размашистым шагом, пародируя походку кого-то из старших – не то Зверя, не то Джима – и изредка всхлипывал.

– Что произошло? Может, я могу помочь? Расскажи, вместе что-нибудь придумаем.

– Ты уже помогла мне, спасибо. Если бы ты не подняла шум, они бы меня закопали.

Лисса поёжилась. Такая помощь казалась бесполезной и даже жалкой. Но в голосе Дерека она не услышала ни нотки иронии. Он был очень серьёзен. Лицо оставалось суровым.

– Куда ты идёшь?

– К Джиму. Он обещал показать, как делать стрелы.

– Тогда пошли к Джиму вместе, – Лисса сказала это преувеличенно весело.

По заснеженным улочкам, иногда здороваясь со знакомыми, они дошли до большого дома. Он выглядел таким крепким, будто его только построили. По бокам от двери вились угловатые узоры, вырезанные ножом. Отец Джима был искусным мастером. В его руках лезвие превращалось в перо, из под-которого выходили самые тонкие линии и самые маленькие рисунки.

Сам Джим мог вытерпеть настолько кропотливую работу, только если она касалась охоты. Он любил прикреплять наконечники стрел, вязать верёвки