кармана письмо. Массивная красная печать украшала красный конверт. И Сепхинор замер, перестав чесать Золотце. Он протянул:

– Ты же дашь его мне, да?.. Ты не читала его?

– Сначала скажи мне, что там. Приглашение на вампирский бал, не иначе? Там будет Валенсо?

– Да что вы все с ума посходили по этому Валенсо! – закатил глаза Сепхинор. – Ты что, забыла, как он устраивал нам допрос в «Рогатом Уже»? Почему, как только он стал вампиром, все девчонки сошли по нему с ума?

– Не знаю! Кто-то говорит, что он всех заколдовал, а кто-то – что он просто настолько прекрасен сам по себе, что это неизбежно! – всплеснула руками Бархотка. – Бездушный сердцеед, ночной охотник! Прошлой ночью на приёме в Летнем замке он даже не танцевал ни с кем, просто сидел и сверкал глазами! Но там была такая история: мимо шла леди Фина – ну та, которая Фина Луаз, но она отказалась от фамилии, чтобы не приносить клятву за всю семью – и обсуждала с мистером Николасом Уизмаром, гильдейским представителем, что, дескать, не понимает, чего всем дамам может быть надо от вампира, если он мёртвый, и он, следовательно… ну, вроде как, ничем не может быть полезен. Валенсо тогда встал, подошёл к ней и сказал, что она слишком смело рассуждает, не зная, что он может. И что всем, вестимо, надо от него большой и светлой любви, только он её никому не даст. «Кому может быть нужно что-то настолько бесполезное, как любовь?» – усмехнулась ему Фина. И он сказал ей: «Вы рассуждаете так до тех пор, пока не поймёте, что это единственное, что женщин вообще интересует». «Ежели так», – ответила Фина, – «То вы беспросветный дурак, ибо я знаю как минимум одну женщину, которой и на вас, и на любовь, ровным счётом плевать». «И кто же она?» – спросил Валенсо. «Я!» – рассмеялась Фина и ушла с мистером Уизмаром на террасу. А Валенсо с тех пор, кажется, сам не свой! Вдруг она-то и утащила его сердце?

– О троица богов непогрешимых, – закатил глаза Сепхинор. Бархотка могла болтать часами. Он тоже был не против о чём-то побеседовать, но уж точно не о Валенсо и его похождениях. Поэтому он деликатно сменил тему (а глаза меж тем не отрывал от конверта в её руке):

– А ты почему здесь, а не с леди Мак?

– Да потому что у них опять с Банди, ну то есть, с Бакаром, что-то не складывается, – вздохнула Бархотка. – Мне надоело слушать, что они там делят. То он её убеждает, кто и когда должен выступать, чтобы сделать деньги. То она вопит, что хочет выступать прямо сейчас. Они то женятся, то передумывают. Как только сэр Моркант к ним заглянет в гости, так сразу хотят жениться. Насмотрятся, видать, на то, какой он теперь довольный. А потом он уходит, и всё опять. До меня им дела нет, да и мне до них тоже. Зато у меня есть ты, Золотце и леди Кея. Поэтому я пришла.

Сердце Сепхинора смягчилось. Он встал с колен и приблизился к Бархотке, улыбаясь. Иногда он забывал, что она совсем не так рада быть сама по себе, как он. Ну да и он ради неё был готов поступиться своим отшельничеством на какое-то время.

– Это хорошо, что ты пришла, – заверил он. – Мы устроим ого-го какую Долгую Ночь. Только дай мне взглянуть на письмо, пожалуйста.

– Бери, – вздохнула Бархотка и вручила ему конверт. – Змея, увившая розу, – чей это герб?

– Угадай, – хмыкнул Сепхинор и сломал печать. Привычное волнение охватило его. Он развернул послание и жадно впился глазами в милый сердцу почерк – витиеватый, ровный, отточенный.

«Милый,

С наступлением темноты мы ждём тебя. Будет много важных гостей из Рустильвании, Шассы, даже из Цсолтиги. Твой знакомый из Дола Иллюзий в том числе. Надень что-нибудь, что сочеталось бы с моим красным платьем. И не замёрзни по дороге».

– Тут на обратной стороне тоже есть! – пискнула Бархотка. – Совсем другое начертание. Я могу разобрать только цифры.

– К этому просто нужно привыкнуть, – хмыкнул Сепхинор и прочёл:

«Бери с собой +1 дама, +1 собака».

– Так погоди, я не успела! Это правда пропуск на вампирский бал? – затребовала объяснений Бархотка. – Кого ты возьмёшь с собой?!

Сепхинор свернул письмо и снисходительно поглядел на неё и на Золотце. Они смотрели одинаковым полным надежды взглядом.

– Действительно, какую бы мне пригласить даму, и какую собаку…

– Сепхинор, ну кто, кроме нас, вот так, сходу, будет готов?

– Мне кажется, что никто, – признал он.

– Тогда о чём разговор?

– Ни о чём. Значит, я приглашаю тебя, леди Бархотка Моллинз. И тебя, Золотце.

– У-у-у, – проурчала Золотце.

– Ура! – воскликнула Бархотка. – Я как раз взяла с собой праздничное платье. Оно тоже красное! Твоя мама любит этот цвет, да?

– Теперь она носит его столько, сколько пожелает, – хмыкнул Сепхинор.

Бархотка посерьёзнела:

– Может, она никак не может отделаться от мысли, что каждое её платье теперь залито кровью…

– Нет. Она просто всегда любила этот цвет, – отрезал Сепхинор. – И не забывай, что нельзя говорить с ней о свадьбе. И о том, как мы с ней в Эдорту ездили. Она когда-нибудь вспомнит, но потом. Когда придёт время.

Юная леди задумчиво поглядела ему в ответ. И вздохнула:

– Интересно, рассердится ли она, когда до этого дойдёт.

– Я не думаю. И ты тоже не думай; и переодевайся поживее. До Высоты Ольбрун ещё доехать надо. А я пойду предупрежу леди Кею.

– Так точно! – Бархотка зарылась носом в свою сумку, а Сепхинор вновь прокрался на первый этаж. Он увидел, что леди Ориванз так и заснула в кресле с пяльцами на коленях. Поэтому он, не придумав ничего лучше, просто оставил на столике рядом с ней это письмо. Она поймёт. После чего вернулся наверх и долго стоял под дверью, ожидая, пока юная леди оденется. Её платье действительно было красным, цвета киновари. Пышное, оно напоминало чем-то цветок, в честь которого Бархотку и назвали.

– Красиво, – признал Сепхинор и поспешно прошёл к столу. Затем сгрёб стопку учёных книг и сложил их в свой рюкзак.

– Зачем тебе это? – удивилась Бархотка, заплетая змеиную косу.

– Я должен вернуть. Ну и взять новое. Я не всё успел прочесть, но…

– Граф учит тебя этому? Какой-то математике, законам и всей это лабуде, да? Почему ты никогда ничего не рассказываешь? – возмутилась Бархотка.

– Я ему обещал, – улыбнулся Сепхинор. Он застегнул пряжку на рюкзаке, закинул его за спину, надел поводок на Золотце и протянул руку Бархотке.

– Пора отправляться, миледи, – молвил он. – На Высоте Ольбрун нас уже ждут.