Литвек - электронная библиотека >> Ая эН >> Современная проза и др. >> Проще кубика >> страница 4
детской игрушки?! Вот чаша, чаша богов – совсем другое дело! Это просто, это понятно, в конце концов, это вошло во все легенды и является основной мудростью предков. Вы что, хотите сказать, предки ошибались? Однако теоретики с астрономами стояли на своем: мир – куб. И точка.

Во-вторых, военные, которым удалось сильно продвинуться в сторону непригодных для жизни территорий и отыскать на них много интересного, склонялись к мысли о том, что вертихвостки и многое другое создано отнюдь не богами, а какой-то древней цивилизацией, представители которой были людьми или очень похожими на людей. Правда, останков пока найти не удалось, но…


***

Я проснулся так рано, что вроде и не спал вовсе. Кажется, и миллиона лет не прошло. Зева рядом не наблюдалось. Вообще не представляю, где его носит. Буд торчал в нескольких мирах одновременно; по-Моему, он даже не заметил Моего пробуждения. Хотя должен был. А вот Тара – мать Моя была бы женщина, если бы была! – Тара работала. О. Бал. Деть.

Я всмотрелся в то, за чем она так внимательно наблюдала. Прибрежные селения. Городок. Цивилизация уровня ВЧ2_ХыР_8 – Я как раз такие люблю.

Дворшики. Сентия. Гаген… Ничего названия, мило.

Я зевнул. По-вселенски так зевнул, с размахом. Образовав мимоходом парочку незапланированных черных дыр. Нет, ну а что такого? Бог Я, все-таки, или не Бог?! К тому же еще толком не протрезвевший…

Тарочка вздрогнула – это тоже поимело последствия в виде небольшого землетрясения. Дворшики разлетелись в щепки. Нет, ну а что такого? Она тоже какая-никакая богиня, мать ее женщина…

– Ой! – расстроилась Тара. – Привет… Как жалко… Из всей деревни теперь только один Шаго в живых остался…

– А кто это – Шаго? – вяло поинтересовался Я.

Она показала. Крепкий такой паренек, из простых, из нахалов, – такие никогда в Меня не верят. Таких Я люблю.

– Совсем один…

– А что это за жуть на нем напялена? – спросил я, стараясь больше не зевать и соображая, чего бы попить.

– Скафандр это, – пояснила Тара. – Он идет по Запретной Дороге на север, а там же радиация и воздуха нет…

– Да ладно… Воздуха-то почему нет?!

Я сотворил полгалактики воды и понесся над нею, подыскивая наиболее удобное место для глотка.

– Почему-почему… Потому что Ты, не знаю уж, с какого перепоя, придал этой милой планетке форму… куба!

Врет Тара. Ей ли не знать, с какого именно перепоя!

Я нашел подходящее место и втянул в себя одним махом почти всю воду. Осталось всего ничего – и на пару планетарных систем не хватило бы.

Испив, решил доспать.

– Шаго жалко! – всхлипнула вдруг Тара.

Терпеть ненавижу, когда девчонки плачут.

– Ой, ну сделай для него чего-нибудь хорошего… – скривился Я, отправляясь на божественную боковую.

– А чего можно? – деловито поинтересовалась Тара.

– Да всего, чего хочешь! – ответил Я. – Ни в чем себя не ограничивай!

И провалился в сон.


Дорога. Деревья желтые в два ряда – справа и справа, справа и слева, слева и спра… И если бы не тяжесть скафандра, если бы не попискивающая коробочка, иди себе и иди спокойно. Не думая о предстоящей мучительной смерти. Не думая о том, что Марци уже подыскали первого мужа. Не думая о маме, и о соседях, и о школьных учителях, которые если не сегодня, то завтра уж точно кинутся его искать и бить тревогу. Не думать.

Чтобы коробочка пищала тише, Шаго спрятал ее в кошель. Кошель висел на ремне, ремень на шее, сам кошель получался – чуть выше пуза, под рубахой, под курткой, под скафандром. В кошеле – самое ценное: таблетка, деньги, пазпорд и старинная картонка – та самая, с четырьмя полукартинками, отделенными друг от друга двумя диагоналями.

Дорога. Деревья справа и слева. Теперь уже почти только тупы, и под ногами все в шелудях, усыпано крупными шелудями – Шаго таких крупных, пожалуй, и не видел никогда. Они похожи на плоды водорослей мионги, эти водоросли пристают иногда к днищам лодок. К папиной тоже приставали….

…Два дня почти ровной дороги. А потом, спустя сутки после красного кирпича, начинается понемногу. Незаметно начинается. Странное. Сразу и не понять, не осознать. Ты словно в гигантский овраг спускаешься – километр за километром, и все глубже, глубже. И вот уже стволы до неба в три обхвата, и кроны смыкаются над головой, скрывая небесный купол. И главное – на сотом километре еще можно дышать. У Шаго в рюкзаке есть аппарат – помощник дыханию. Он тоже из зольдадского спецснаряжения. И тоже от Марци.

Дыхательные помощники, как и скафандры, как и вертихвостки – от Древних. Эту дорогу тоже строили Древние. Никто в Дворшиках не верит, что они были. Они в богов своих верят. А это Древние строили. Раньше Шаго сомневался в том, как именно все было. Но теперь чем дальше на север, тем прозрачнее в голове: нет никаких богов. И не было никогда. Особенно добрых. Был бы в природе хоть один добрый бог – разве он позволил бы отдать Марци за другого?! Ы-ы-ы…. О Марци лучше не думать.

Неба почти не видно за густыми кронами тупов. Странно это! Даже если правы ученые, которые считают, что их мир – не чаша, а куб. Все равно странно… Ведь если куб, то, приближаясь хоть к грани, хоть к вершине, ты должен как бы в гору подниматься! И воздуха должно меньше становиться… Но все как-то не так…

Темнеет… Пора, наверное, останавливаться, искать местечко для ночлега…

Шаго решил: первая же поляна или хотя бы просвет, ровное местечко между тупами – и можно скидывать рюкзак. Но просвета все не было.

Вот почти совсем стемнело. Просвета все нет. Ладно, придется ночевать прямо посреди дороги. Конечно, это опасно, ведь судя по все еще угадывающимся колеям, зольдадские машины сюда доезжают. А что если они пронесутся тут ночью? Раздавят, не успеют затормозить. Хотя… Ну, раздавят… Все одно ему скоро конец.

Ладно, еще сто шагов – и надо останавливаться. Раз… два… три… Неужели Марци будет счастливо или хотя бы равнодушно-спокойно жить с мужьями, которых подберут для нее родители?! Стоп! О Марци нельзя думать! Четыре, пять… На самом деле это не «четыре, пять», а, наверное, уже четырнадцать или двадцать пять. Он сбился со счета. Ничего. Шесть, семь, восемь, девять… Даже странно, отчего так легко идти? Шаго, конечно, крепкий, но третий день пути, скафандр, рюкзак… Наверное, оттого легко, что смерть ближе. Мучительная. Наверное, перед смертью всегда легко. Бабушка говорила: умирать – легко. Бабушка легко умерла. Он скоро тоже