ним. Но не успел он пройти и десяти шагов, как сзади раздался голос отца:

— Ты куда это, Семен?

— К дяде Михайлу, — ответил мальчик.

— У тебя свой дом есть. Иди завтракать.

— Не хочу я завтракать! — в отчаянии крикнул Семка.

— Ты слышишь, что тебе отец говорит!

Голос звучал по-прежнему жестко, но, странное дело, в этот голос уже вплелись какие-то новые непонятные нотки.

Семка остановился и вопросительно посмотрел на Михайлу.

— Валяй к себе, — сказал он, — или, может, он тебе не отец?

— Отец, — не очень уверенно проговорил Семка.

— Ну так и слушай, что он тебе говорит, — и Михайло — Поддай Уголек, посвистывая, легкой походкой зашагал к своему дому, а Семка вздохнул и с некоторой опаской подошел к отцу.

— Ну, чего же ты? — спросил отец и улыбнулся, впервые за все годы, которые помнил мальчик, улыбнулся, и эта улыбка была грубоватой, застенчивой, какой-то неумелой…

А когда Семка вошел в избу, он даже и завтракать не стал. Он добрался до койки и мгновенно уснул, и весь день качалась под ним койка и разъяренные волны били в борта, окатывая брызгами и пеной.