* * *

   О вечной ценности истинного искусства нам каждый раз будут напоминать находки на руинах древних и уже забытых цивилизаций.

   Однако если говорить об искусстве, прошедшем наивысшую проверку временем, мы, без сомнения, должны обратиться к наскальной живописи.

   Генрих Шлиман (во всяком случае, он мог бы это сказать)

   - Чужак! Ты принес дрова?

   - Принёс. - Чужак - это я. Хотя я - не Чужак. Меня по-другому зовут. А они говорят: "Нет такого имени". Говорят: "Это ещё разобраться надо, может, ты и не человек, может, ты из лесного народа?"

   У лесного народа хвосты, и огня они боятся.

   - Много принёс?

   - Много.

   - А надо много-много, чтобы мясо пожарить, чтобы на ночь хватило, и чтобы потом ещё хватило.

   - Я много-много принес. И на ночь хватит, и мясо пожарить, и потом.

   - Мяса мало. Завтра на охоту надо идти. Рыч пойдёт, а с ним все пойдут, и ты пойдёшь. Я не пойду и Хош не пойдёт, у него нога хромая.

   - Хорошо, Старый, пойду. Только с чем мне идти?

   - Как с чем? У тебя топор есть.

   - Топор не для охоты, топор, чтобы дерево рубить. - Топор у меня хороший, он от того времени остался, когда жена была жива, и когда братья тоже были живы. А теперь... - Старый, мне бы копье сделать. Я умею.

   - Не умеешь. Ты опять камень точить станешь, а надо острую кость на конец привязывать. А раз копье сделать не можешь, иди завтра с топором. - Ушёл Старый, и хорошо, что ушёл, от него пахнет плохо и шуму всегда много, но он - Старый, его не прогонишь, он сам, кого захочет, прогнать может. Не сам, охотникам скажет, а они прогонят, или побьют даже.

   Я не люблю носить дрова, и на охоту ходить не люблю. Думать люблю, только тут думать положено Старому, он и за себя думает, и за меня, вон и за Хоша уже подумал, и за Рыча. Он за все племя думает. Но думать всё равно можно каждому, только молча.

   Вот я смотрю на Хоша и вижу, как он думает:

   "Солнце взошло, и внутри у Хоша тепло стало. Это хорошо. Как бы это нарисовать? Хош не знает. Хош хром и рад этому. Хромых не берут на охоту. Есть время. Можно рисовать. Много рисовать. Но как нарисовать тепло? Огонь? Не то... Тепло только когда солнце наверху. Без - холодно. О!"

   И вдруг кость летит в голову! Больно. Это Хайша. Жена Хоша.

   - Хорошие и сильные пойдут мясо добывать. А ты не пойдёшь?

   - Так я...

   Хайша не слепая, видит далеко. А проку в рисунках Хоша не видит. И от самого Хоша проку не видит.

   А как Хайша думает, я не вижу. А может она и не думает? Может это она из лесного народа?

   Вернулись с охоты. Плохо. Одну козу только убили.

   Чужака никто с охоты не встречает. Некому меня встречать. Рыча Чара встречает, красивая у охотника жена. И других жёны встречают. И Хайша пришла.

   - Кого же ты встречаешь? Твой муж не здесь! - Смеются жены. И Старый смеется, он тоже встречает охотников. Видит одну старую козу, что мы убили, и перестает смеяться, качает головой.

   А Хайша не смеется и головой не качает, голову она опустила, идет обратно в свой шалаш. Они с Хошем едят со всеми вместе. И смеются над ними невесёлым смехом. Лишние рты -- они. Обуза для племени! А причём же тут Хайша? При том, что ей такой муж никудышный попался? И умереть не умрёт. Не болеет, а на охоту - чтоб зверь загрыз, хромого не берут. Выгнала спать его под небо.

   Я видел, как она его выгнала. Холодно ему. Мерзнет Хош. Совсем замерз. Вижу, как он дрожит и идет ночевать в пещеру, где всю зиму племя живёт.

   А утром другое видел. Пришёл Старый в пещеру. И чего так рано пришёл? Не спится Старому. Пришёл и меня разбудил, мой шалаш у самого входа в пещеру.

   - Пойдем,- говорит. - Зима близко, я чувствую. Мои кости болят, значит, холода скоро. Надо в пещере убрать. Старые кости выкинуть. Дурак! Не мои кости. Те кости, что там с прошлой зимы остались. Старые листья и траву убрать. И новый очаг сложить нужно. Ты, Чужак, сегодня это делать будешь, а на охоту не пойдешь. Толку с тебя на охоте. У тебя и копья нет.

   Идём в пещеру. Хош спит на лежанке из листьев. На стене рисунок - олень, проткнутый копьями!

   Старый руки поднял:

   - Духи предков нам послали знак!

   Хош проснулся. Смотрел на нас. На меня, на Старого. Потом голову повернул туда, куда мы смотрим.

   - Нет, это я нарисовал. Ночью приснился сон, будто бы...

   Рассказывает нам сон. Бежит олень, и люди бегут. Летят копья, олень от них. И тоже...

   Старый рукой махнул. Уставился на Хоша:

   - На-ри... со-вал?

   Хош ему:

   - Да. Вот так - углем.

   Хочет показать, как углём, берёт в руку. Старый замахивается на него палкой.

   - Ты надругался над Духами предков! Ты нарисовал оленя и охотников! Откуда ты можешь знать, кого встретят в лесу наши охотники? Это ведомо только Духам. Ты что, решил посмеяться над Духами? Теперь охотники не убьют и суслика!

   Вечер наступает. Скоро будет темно. Иду к ручью. За водой -- так сказал. На самом деле нет. Побродил, собрал камней. Разложил, сижу, думаю. Устроился в кустах, на другой стороне ручья. Чтобы не встретить женщин. Они скоро придут - мыть коренья.

   Передо мной осколки камней. Перебираю, держу в руках. Надо выбрать, из какого осколка лучше сделать наконечник для копья.

   Чара и Хайша уже у ручья. Слышу их голоса. Раздвигаю ветки, вижу - женщины моют коренья и травы, надо - чтобы испечь мясо. Говорят о чём-то. Женщины меня не видят. И хорошо, у меня дело.

   Чара говорит:

   - Мужчины хорошо поохотились. Убили огромного оленя,