лежанки, был стол, стул, убежище освещалось свечами и керосиновой лампой. Был сделан довольно приличный запас продуктов питания, которые бандеровцы забирали при вылазках у местного населения: они не были обделены ни самогоном, ни салом, ни хлебом. Однажды, удалось захватить связную, на карте она указала несколько схрон, благодаря чему получилось накрыть одновременно несколько банд.

Отец старался не передвигаться на машине по дорогам, так как это было опасно. Поэтому использовались фаэтоны – это такая карета, как правило, польского производства, которая состояла из упряжки для четырех лошадей. В фаэтоне люди располагались по двое спереди и сзади и были вооружены пулеметами. Ездили обычно по лесным тропинкам, полям с посевами, а обратно возвращались обязательно другой дорогой, никогда не повторяя маршрут дважды из-за постоянной опасности попасть в засаду.

1 августа 1947 года отец должен был выехать в одну из близлежащих деревень, но по какой-то причине задержался, и основная группа отправилась без него на двух подводах. Под вечер мы услышали, как на всем галопе к дому приближается одна из подвод. Из нее шатаясь, вышел солдат, раненый в живот, а еще один убитый лежал внутри. Ефросинья Акимовна выскочила из дома:

– Что с тобой? – крикнула она солдату.

– В живот подстрелили, – прохрипел он.

Она задрала ему рубашку: пуля не вышла на вылет, а осталась внутри. Она быстро обмыла рану, обработала, разорвала простынь, перевязала. Его тут же отправили в ближайший город в госпиталь, где была проведена экстренная операция. Жизнь ему тогда спасли, однако после ранения он так и не оправился, долго болел и умер через несколько лет.

Выяснилось, что не успели ребята отъехать от нашего поселка, как угодили в засаду бандитов, завязался бой: солдат, сидевший на облучке, был ранен в шею и скончался уже после возвращения в село, еще один был убит на месте, другой ранен в живот, у второй подводы были убиты все лошади, но трое солдат остались живы.

В 1948 году у отца и Ефросиньи Акимовны родилась дочь Людмила и в дни школьных каникул, несмотря на опасность, отец стал брать меня и Валентина с собой на патрулирование района. У него всегда были сведения, от местных, которые были против бандитов и предупреждали отца об их передвижениях. Данные передавались в виде записок, чтобы националисты не узнали о контактах. В поездках у нас была только своя еда, обедали обычно в поле или в перелеске, так как заходить в дома местных было рискованно.

Бандеровцы отличались звериной жестокостью. Если они выявляли местных, сотрудничающих с органами милиции, то дома этих людей, как правило, сжигали, уничтожали всю семью: женщин, детей, стариков – их расстреливали или вешали. Если им в руки попадались наши сотрудники, их обычно связывал колючей проволокой и живыми бросали в костёр, либо четвертовали. Однажды, я случайно оказался в отделе и увидел кровь на полу, как будто кого-то несли, я открыл дверь и увидел трупп человека без головы, отрублены были кисти рук и ступни вместе с сапогами – все части тела лежали у него на груди, звали несчастного – Борис Граховский, на всю жизнь я запомнил его имя. Это был высокий, крепкий, добрый молодой парень, с пулемета стрелял как из винтовки. Группа, с которой он патрулировал район, зашла в дом пообедать, сели за стол, не зная, что все это время за ними следили бандиты, которые внезапно ворвались в комнату, схватили ребят, выволокли во двор и живьем рубили на пеньке. Бандеровцы любили изощренные способы убийств, например, на пилораме вдоль распиливали людей вместе с бревном. За четыре года от рук бандитов погибло около 50 человек, сотрудников милиции, солдат и офицеров. Образовалось целое кладбище замученных и убитых молодых ребят, которые пострадали за верность своей присяге и свою борьбу с изощренным зверьем, выродками фашизма. Помню слова православного священника, отца моего друга Ярослава: «Все мы дети Божьи, но Богу чужды зверства. Так не воюют, никакими убеждениями такое оправдать нельзя».

За все время службы отца, было уничтожено более сотни бандитов, когда в 1950 году, ему прислали замену, в районе оставалась только одна банда.

Я прощался со своим другом Ярославом со слезами на глазах. Его отец спросил меня:

– Ты уже решил, кем будешь, когда вырастешь?

– Буду летчиком, – уверенно ответил я.

– Ты очень упорный, трудолюбивый мальчик, я уверен, что все у тебя получится.

Он поцеловал меня в лоб, и мы простились.

***

После службы на Украине, в конце 1950 года, отца отправили служить на Дальний Восток, в город Находку. Отец был включен в комиссию по проверке «Дальстроя». Это был государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы, в состав которого входили лагеря. «Дальстрой» использовал в качестве рабочей силы труд заключённых.

Комиссия была сформирована, в связи с поступавшими жалобами на злоупотребления со стороны руководства в вопросах, связанных с содержанием заключенных и финансами.

Когда мы прибыли на место, то оставили братьев, мачеху и сестру Людмилу в Находке, а я с отцом, на пароходе «Азия», отбыли в Магадан.

В Магадане мы разместились в гостинице. Сам город был достаточно хорош, но через каждые 10 км был окружен лагерями. Незадолго до нашего приезда в Магадане случилось восстание в одном из лагерей: заключенные перебили охрану, вооружившись арматурой. Они взбунтовались из-за ужасных условий содержания в лагере. Восстание лагерное руководство подавило жестко: подогнали станковые пулеметы и расстреляли восставших. Отцу предстояло провести проверку данного инцидента. Я не знаю подробностей, но проверка длилась несколько месяцев, отец вскрыл все случаи злоупотреблений и отправил рапорт в Москву, после чего мы обратно вернулись в Находку и практически сразу отправились с отцом на Урал.

Ранней весной 1951 годы мы прибыли в город Ивдель, который расположен на Северном Урале. Там также находились лагеря, заключенные которого работали на лесоповале и сплавляли лес по реке Лозьва. Дороги на участке заготовки были вымощены из доски, по которым резво бегали ЗИС-5, работающие на газу.

Однажды, мы с отцом отправились на рыбалку, мы были на левом берегу реки, а на правом работали заключенные, делали плоты из бревен для сплава. Часть бревен прибило к нашей стороне и несколько человек переправилось на лодке на наш берег за ними. Один из заключенных поздоровался, и отец позвал его к нам. Мы как раз сварили уху, и отец пригласил его присоединиться к трапезе: он налил ему чашку ухи, оторвал хлеб, дал пирожков, колбасы. Заключенный с удовольствием стал есть, а отец его спрашивает:

– За что ты сидишь? Какой срок?

– Я