Лидия Тарасова Невеста шамана
Глава 1. Чужачка
– Говорят, между гор на озере, где рыбачить нельзя, чужачка, – брат с охоты вернулся, а головой будто там остался. – Мало ли кобылиц приблудных? – шаман от обточки ножа даже не оторвался. Темная гладь острия радовала глаз и сердце. Нет у верного духам иных страстей – ни к чему. – Озеро своих не пускает, чужих и подавно. – Старики ворчат. Сходить бы, потолковать, – брат мужские сапоги той весной надел, большеваты, всё вперед ума бегут. – Сходи, – обратил наконец взор на брата шаман: сходил, а глаза прячет. – Чего там не видел? Бывал на женской половине юрты не раз. Все одним потчуют, – и как белки по веткам поскакали в глазах огоньки. – Молодая кровь плотью живет, – рассмеялся шаман и, обращаясь куда-то вверх, добавил: – Чужачка сама уйдет. Не место ей здесь. Тут уж небо расхохоталось. Чем выше в своих мыслях человек забирается, тем уязвимее его пятки. Громыхнуло и пролилось долгожданной прохладой. Странным предчувствием в душе осело. Будто чем жил столько лет, однажды также дождём смоет.
Глава 2. Встреча
Утро после ливня душе в радость. Еще не просохшая трава приятно холодит ступни. И бубен поет звонко. Кто просил у богов милости в засуху, танцует теперь под широким небом. Далеко несут его крылья по просторам прекрасной. Над ветвистыми говорливыми речками, полями, заходящимися от ветра зеленой волной и выше – к белым шапкам древних великанов, от величия которых дух перехватывает. Это ль не счастье? И как в ответ хребты горные замелькали, в дугу точно соболиная бровь сошлись. Смотрит на шамана прямо, глаз не отводя, женщина. Не сестра. Не мать. Чужачка. Упал на землю будто с коня спешился. На мгновение в крепко натянутой коже бубна снова её отражение. Наваждение. Наваждение. Наваждение. Верно духи запретного озера прогневались. Не доглядели люди. Камни упреждающие пропустили. Сгинет чужачка, еще крови духам захочется уж из нашей чаши испить. Короткой тропой по высокой траве побежал, вот уж зеркальная гладь показалась. Подкрался, а мог идти не таясь. Огляделся – нет женщины. Только старуха. Безобразная. В струпьях да нарывах. В озеро запретное вошла – не сгинула. Вода пред ней представшую обняла, к себе прижала. Скорбь ее в слезах засохшую приняла, злобу со спины в алых кровоподтеках застывшую сняла, обиды годами зудевшие вскрыла. Отмывала до истины. Исцеляла. Не старуха уже, женщина. Вздох облегчения на губах лишь. Не зря далеко шла. Вдруг заметила. Наготу руками прикрыла, а глаз не отвела… Брови соболиные вздернула. Как с коня сбросила. Растворился в траве шаман и быстрей мыслей назад, к дому. – Видел чужачку? – с порога брат пристал, – Прогнал? – Сама уйдет, – бросил шаман в сторону, глаза спрятал. «А и вправду уйдет?» – Кольнуло. «Не уйдет» – теплом разлилось. Тряхнул головой, трижды сплюнул. Наваждение. Наваждение.Глава 3. Айхуна
Становящийся шаманом принимает свой долг. Выше привязанности. Посредник людей и духов, неба и земли. Заступник рода. Покровитель. Воин. Не муж. Не отец. И не человек? Далеко ушел в мыслях шаман. Нашел себя у запретного озера. Трава вечерние разговоры вела. Отец-солнце землю в макушку целовал. Едва различимый дымок по воде стелился. Безумная! Костер у священного озера даже шаману духи не дозволят! А ей дозволили. Может и сама дух. Отражение… Увидела его. Вздрогнула. Обычная женщина незнакомца в ночи встретившая. Знак рукой подал – не трону. Раз уж духи не тронули.
Она в ответ зовет. К костру? Едой пахнет. Сколько нечистых видел, чего испугался? Женщины? Отмахнулся. Сел. Точно грозного неба сын. А чужачка уже руку тянет – угощение гостю. Рыбой из запретного озера? Нахмурился. И изготовила не по-нашему. В песке на горячих камнях пекла с травой. И смотрит так, разве не видит кого к костру пригласила? Женщины из селенья и глаз на говорящего с духами не поднимут, не велено. А она улыбается. – Ещё? – рыбий хвостик забрала, новый подкладывает. – Ещё, – кивнул, вкус языком с губ собирая. – Ай-хуу-наа, – рукой на сердце показывает. – Ай-гху-на, – голос чужой, царапает имя, а захотелось прошептать. Будто своё имя можно забыть, а её помнить вечность. – Ор-хан, – назвался людским и жест этот к сердцу повторил. – Ор-хаа-н, – произнесла мягко. Будто всегда его знала. Шел потом по темноте. Долго. Никак не мог изнутри свет льющийся погасить. Спрашивал у духов совета. Молчат. Только птица в кустах хихикала противно. – Прогнал? – брат у юрты ждал, кругами всю землю истоптал. – Завтра прогоню, – ответил шаман и сам себе не поверил.
Глава 4. Костёр
А в селении уже перешёптывались. Чувствовал спиной. Как ворона клеветой измазала. И старейшина смотрит с укором. Показалось может? Да и не было ничего, о чём говорить стоит. Разве что ноги весь день заката ждали. И вместе с солнцем торопились к запретному озеру. «Не пойду. Не пойду», – говорил себе каждый раз. А и опять у костра оказывался. Забывал кем был. Смеялся. И она смеялась. Разными языками говорили, но понимали. Точно родные. И весь мир как на ладони ложился. А если упадёт? А дальше что? Говорящий с духами – не человек. Не муж. И отцом не станет. Слова заготовил заранее. Чтоб ушла, не возвращалась. Так решил. В злости рубанул ножом до крови. Больно. Вечером только ноги остановились на месте и сердце сразу. Видит – костёр затушен. Угольки тлеют. Угощение оставила. Ещё теплое. Вещи в сумку сложила. Волосы собрала. Сама уходит. Что скажешь, шаман? А все заготовленные слова растерялись. Молчал шаман. Закричал человек внутри. И вырвался. За руку её схватил: не отпущу. Моя. ⠀⠀⠀⠀ – Айхуна, – вслух, шепотом. Улыбнулась солнцем. Налобную повязку из перьев коршуна с лица сняла. Глаза у него зелёные. И нос с горбинкой. Ровно как во сне когда-то видела. Ведь знала же, не отпустит. Да и он знал. Но пока костёр не потухнет, не поверишь. Разгорался огонь на запретном озере жарче прежнего. Горело в нем старое, рождалось новое. И всё было мало. А свидетелем тому небо ночное, звездное. Да тень в траве мелькнувшая, чужого счастья не стерпевшая.
