хоть как-то свести концы с концами, русские крестьяне занимались различными ремеслами. Особенно широко был распространен колесный промысел; изготовляли также телеги, сани. Лес на эти цели покупали у помещиков и добывали кто где и как мог. Иногда совершались тайные порубки, за что помещичьи лесники жестоко расправлялись с мужиками.

Однажды, как рассказывали старики, лесники в зимнее время поймали с поличным пожилого крестьянина: он только что срубил большое дерево. Его избили, заломили ему руки и связали их за спиной, а затем надкололи сваленный дуб, расщепили конец его клином и в образовавшуюся щель засунули бороду несчастного. После этого выбили клин, раздели и разули крестьянина и ускакали прочь. В роще не было ни души, никто не мог выручить попавшего в беду человека — он так и замерз у сваленной им лесины…

Как случилось, что на левом берегу Северного Донца, в глубине украинской территории, оказались русские поселенцы, я долгое время ничего не знал. Не могли что-либо сказать об этом и самые древние старожилы. Только однажды, когда я уже вступил на путь революционной борьбы, мне встретился человек, который высказал свое суждение по этому поводу. Это был помощник волостного писаря села Боровское.

Он сказал, что мои земляки — это избежавшие казни и высланные из Москвы стрельцы, потомки тех бунтарей, головы которых после известного стрелецкого бунта торчали на крепостных стенах в разных местах Москвы.

— В наказание за непокорность сослали их на эти пески, — сказал он. — А может быть, — добавил он после некоторого раздумья, — нашими предками были сыны казацкие. Много казачьих полков стояло когда-то на Украине…

Позднее я не раз пытался выяснить что-либо достоверное о заселении левобережья Северного Донца, но среди многих прочитанных исторических книг не встретил об этом ни строки. Одно было ясно: добровольно на этих песках никто бы не поселился. Очевидно, было какое-то серьезное принуждение, и это заставило людей смириться со своей судьбой и забыть былое. Но они не разбежались, не растворились в окружающей среде и с каким-то самоотверженным упорством жили компактной группой, ревниво оберегая свою самобытность, родной язык.

Начав работу над этой книгой, я более глубоко ознакомился с архивными документами и различными печатными источниками, так или иначе освещающими истоки развития Донбасса, и в частности той его части, которая стала местом моего детства. Передо мной открылись многие подробности, которые позволяют мне еще в большей степени гордиться родиной и теми своими предшественниками, кому довелось открывать и обживать эти милые сердцу степные просторы.

Когда-то, в старину, эти места были почти безлюдной степью, где лишь вдоль рек оседло жили местные аборигены — славяне, булгары и другие этнические группы. Именно отсюда совершали свои набеги на Русь кочевые орды печенегов и половцев.

Со времен монголо-татарского нашествия все эти степные просторы были частью так называемого дикого поля — огромного пространства, раскинувшегося от верховьев рек Воронеж, Хопер, Медведица до Азовского моря и от Донецкого кряжа до низовьев Волги. Здесь укрывались все, кто спасался от царских, княжеских, боярских и воеводских притеснений в глубине России, — беглые крестьяне, холопы, посадские и работные люди, стрельцы, бунтари — всякого рода вольница. Они обживали эти места и, защищая родную землю, первыми принимали на себя удары кочевников.

В XVI веке река Северный (Северский) Донец являлась границей между Московским государством и Крымским ханством. Для охраны этой границы сюда и в другие южные районы царское правительство переселяло некоторую часть жителей из Центральной России и Украины. Русская и украинская колонизация создавала уже тогда своеобразный смешанно-национальный колорит населения этих мест. И когда в более поздние времена приток украинцев усилился, русские остались здесь в меньшинстве.

Выход России к Черному морю, успешные войны русской армии против турок и освобождение от турецкого владычества южных украинских земель и Крымского полуострова потребовали хозяйственного освоения и укрепления этих мест, изыскания здесь полезных ископаемых, железной руды и прежде всего каменного угля — главным образом для создания литейной промышленности, а также и для снабжения им кораблей Черноморского флота. С этого времени усиливается приток сюда рабочего люда из центральных областей, начинается более или менее быстрое заселение этих мест.

Первым открыл месторождения каменного угля в восточной части донецких степей, в Лисичьем буераке (ныне город Лисичанск), русский рудознатец, подьячий Григорий Капустин. Это было в 1722 году, в последний период жизни Петра I. Найдены были здесь, в районе сел Белое и Городище, и железные руды. Однако широкая разработка угольных и рудных залежей началась значительно позже — в конце XVIII века.

Наличие угля и железной руды предопределило создание в 1796 году на берегу реки Лугань первого в Донбассе казенного чугунолитейного завода. В дальнейшем вокруг завода вырос город Луганск, в котором в самом начале XX века провел я свои молодые годы.

В связи с освоением территории в здешние места с середины XVIII века наряду с русскими и украинцами царское правительство направляло также выходцев из соседних стран — болгар, сербов, венгров и других, спасавшихся от турецкого ига в балканских государствах. В 1753 году здесь была образована так называемая Славяносербия, а с 1754 года сюда началось переселение иностранных колонистов с территории Турецкой и Австрийской империй. Однако следует сказать, что численность выходцев из других стран здесь всегда была незначительной.

Именно в эти годы на Северный Донец были направлены находящиеся в составе русской армии воинские подразделения сербов во главе с полковниками И. Шевичем и Р. Прерадовичем. Они были размещены на правом берегу реки и основали здесь ряд сел, которые были названы по номерам рот. С тех пор сохранились в этих местах двойные названия некоторых сел: Вергунка (Вторая рота), Верхнее (Третья рота), Красный Яр (Четвертая рота) и так далее — до Пятнадцатой роты. О поселениях западных славян напоминало название Славяносербского уезда в составе бывшей Екатеринославской губернии.

В начале XVIII века, когда в этих отдаленных от центра местах процветала вольница, состоявшая в основном из крестьянских и городских низов, бежавших от крепостного гнета помещиков и царской администрации, Петр I принял жестокие меры к розыску и возвращению беглых, непокорных людишек. В 1707 году он приказал переписать беглых во всех казачьих