гонведов.
– Венгерских кого? – усмехнулся Иван Игоревич.
– И опять же ничего смешного, – насупился специалист. – Гон… вед. По-венгерски значит «защитник» или «солдат».
– А не кто и не смеялся.
– Знаю я вас! – нахмурился Аркадий. – А потом такие как вы, звонят в техподдержку, спрашивают: «где этот мудак – Аркаша из королевских говноведов?»
Впрочем, я отвлекся от текста, который меня зачем-то попросили вам зачитать.
Перелистнув страницу в блокноте, Аркадий начал:
– Страшно не то, что эту страну недруги называют Мордором. Страшно то, что в их недружественных головах она ассоциируется не с тем великим Мордором, от одного упоминания которого жителей Средиземья бросало в дрожь, а с Мордором, разрушенным в войне Последнего союза. Прошли многие года после той великой битвы, жерло Ородруина давно погасло, поглотив в себе кольцо Всевластия, отгремели громы побед, «Братство кольца» распалось за ненадобностью, хранители леса – энты снова застыли в ленивой дреме, люди вернулись к своим повседневным делам. Черные врата и Барад-дур разрушены, «Великое око» погасло, по выжженной земле ходят неприкаянные орки. Делать они ничего не умеют, да и не хотят. Собираясь на окраинах людских городов в затрапезных кабаках, потомки тех самых воевавших орков ностальгируют по былым великим временам, которые они не застали. Набравшись дешевым пойлом, задирают случайно забредших одиноких людских путников, лезут в драку друг с другом, кичась былыми заслугами своих предков, боготворят великого Саурона, который, конечно же, – признают они, – и был невероятно жесток к их дедам и прадедам, но зато весь мир держал вот так – демонстрируют они крепко сжатый кулак… Все его боялись: и люди, и хоббиты, и гномы, и даже эльфы Лихолесья!
«Если надо – повторим!» – кричат они, в пьяном угаре круша все вокруг. Но вскоре, хмель берет свое, свалившись с ног, они засыпают в обнимку с портретом Темного Властелина. Наутро же, едва проснувшись, серыми, одичалыми тенями они бредут в человеческий город, чтобы выклянчить там хоть немного денег на опохмел у так ненавистных им людей.
– Слушай ты, у меня на авианосце двенадцать пусковых установок для тяжелых крылатых ракет «Гранит», если не заткнешься, я расхерячу тут все к едрени-фени! – не выдержал российский генерал.
– Установки-то может у вас и есть, а ракет уже давно нет, – бесстрастно заметил Аркадий.
– Как это нет? – удивился Иван Игоревич.
– По нашим сведениям еще в 2004 году данные ракеты сняты с боевого вооружения авианосца и были проданы в Албанию, – сверился со своими записями в блокноте Аркадий Мудрак.
– Хорошо, хорошо, – замахал руками генерал. – Мы уже запутались. Какую цифру вы бы нам порекомендовали?
– Я бы рекомендовал семерку. Очень занятная цифра. Похожа на виселицу.
– Ок. Пусть будет семерка, – согласились генерал и Конг Сом Оэн.
Вместо Аркадия в небе снова появилась Четыре-А. В своем первом образе. Шуба была расстёгнута нараспашку, кокошник уехал далеко на затылок. Она с аппетитом дожевывала новый чебурек. Своей очередной материализацией, по-видимому, она была удивлена ничуть не меньше Ивана Игоревича и Конг Сом Оэна. Вытерев жирные руки о подол, Четыре-А с тяжелым вздохом спросила: – Вы правда хотите продолжать дальше? – А есть ли смысл? – Смысл-то, конечно, есть, толку нет. – И что нам делать? – Плыли бы вы к мудрому киту, – предложила Четыре-А. – Попытайте у него счастья. Он все про все знает. Будьте с ним только учтивы – уж очень он обидчивый. Больше всего любит лесть и своих пятнадцать жен. Да, да, вы не ослышались, именно, пятнадцать. Но у них у китов это в порядке вещей. Вообще он, конечно, немного… озабочен. – В смысле? – Озабочен, так сказать, проблемами мироздания… Четыре-А начала растворяться. В это раз у нее это получалось по частям. Сначала исчезли ноги в леопардовых лосинах, потом туловище, голова, дольше всего в воздухе продержалась ее грудь. Последней оставалась правая рука. Перед тем как окончательно исчезнуть, Четыре-А вытянула указательный палец, указав российскому генералу и пирату направление. – Спасибо тебе! – в один голос поблагодарили они. Рука сжалась в кулак, заняла строго вертикальное направление. Вверх пошел средний палец. Размером он был не меньше Эйфелевой башни.
Долго или коротко плыли наши странники в указанном направлении. Одним чудесным солнечным утром, занимаясь йогой на носу «адмирала Кузнецова», Иван Игоревич заметил на горизонте столб воды, поднимающийся вверх. Подплыв ближе, они обнаружили качающегося на волнах огромного кита-альбиноса. Глаза его были закрыты.
– О, мудрый кит! – обратился к нему Конг Сом Оэн через громкоговоритель. Открыв один глаз, кит поглядел на авианосец. Взмахнув хвостом, он развернулся к кораблю задом. Конг Сом Оэн и Иван Игоревич недоуменно переглянулись друг с другом. Сманеврировав, они снова подплыли к киту, со стороны его головы. – О, мудрейший из мудрейших! – воззвал пират. Презрительно фыркнув, кит окатил их водяным фонтаном. – А если я его гарпуном захерячу? – предложил Конг Сом Оэн. Кит приоткрыл один глаз. – Я не кит, я – кашалот, – с явной обидой в голосе произнес он. – КА-ША-ЛОТ! Сколько можно пояснять? Неужели никто не видит разницы. Если мудрейший, значит, обязательно кит? Что за ерунда? Что за мудрость в ста тоннах сала? Мы кашалоты – древнейшие животные. Вы от Алисы, правильно? От этой набитой дуры? Я так и знал! Адронно-антропогенный андроид, который ничего не смыслит в видовой классификации. Это как перепутать чайку с дельфином! Знаете, наше главное отличие от этих сальных мешков? Мозг! У нас самый большой мозг среди всех животных. В среднем почти восемь килограмм. Лично мой весит четырнадцать! – Прости нас, о мудрейший из мудрейших! – Прости их, прости… Наговорят гадостей, а потом прости, прости… Прощалки на всех не хватит. Горе у них, видите ли… Собачка от них сбежала… Сука… На то она и сука, чтобы сбегать! А вы что думали: сегодня с одним, завтра с другим… – Ее похитил Ритхи Пан! – в гневе воскликнул Конг Сом Оэн. – Это они все так говорят. Твари. Мне бы ваши проблемы! Моя любимая третья супружница сбежала от меня с антарктическим глубоководным кальмаром. Их еще называют колоссальными кальмарами. И что она нашла в этом воняющем мочой мешке? Ко-ло-ссальный… Видел я у него этот колоссальный… Ничего особо колоссального… Как же я страдал! Вы даже представить себе не можете, как же я страдал!!! Я, конечно же, как всякий
Вместо Аркадия в небе снова появилась Четыре-А. В своем первом образе. Шуба была расстёгнута нараспашку, кокошник уехал далеко на затылок. Она с аппетитом дожевывала новый чебурек. Своей очередной материализацией, по-видимому, она была удивлена ничуть не меньше Ивана Игоревича и Конг Сом Оэна. Вытерев жирные руки о подол, Четыре-А с тяжелым вздохом спросила: – Вы правда хотите продолжать дальше? – А есть ли смысл? – Смысл-то, конечно, есть, толку нет. – И что нам делать? – Плыли бы вы к мудрому киту, – предложила Четыре-А. – Попытайте у него счастья. Он все про все знает. Будьте с ним только учтивы – уж очень он обидчивый. Больше всего любит лесть и своих пятнадцать жен. Да, да, вы не ослышались, именно, пятнадцать. Но у них у китов это в порядке вещей. Вообще он, конечно, немного… озабочен. – В смысле? – Озабочен, так сказать, проблемами мироздания… Четыре-А начала растворяться. В это раз у нее это получалось по частям. Сначала исчезли ноги в леопардовых лосинах, потом туловище, голова, дольше всего в воздухе продержалась ее грудь. Последней оставалась правая рука. Перед тем как окончательно исчезнуть, Четыре-А вытянула указательный палец, указав российскому генералу и пирату направление. – Спасибо тебе! – в один голос поблагодарили они. Рука сжалась в кулак, заняла строго вертикальное направление. Вверх пошел средний палец. Размером он был не меньше Эйфелевой башни.
Долго или коротко плыли наши странники в указанном направлении. Одним чудесным солнечным утром, занимаясь йогой на носу «адмирала Кузнецова», Иван Игоревич заметил на горизонте столб воды, поднимающийся вверх. Подплыв ближе, они обнаружили качающегося на волнах огромного кита-альбиноса. Глаза его были закрыты.
– О, мудрый кит! – обратился к нему Конг Сом Оэн через громкоговоритель. Открыв один глаз, кит поглядел на авианосец. Взмахнув хвостом, он развернулся к кораблю задом. Конг Сом Оэн и Иван Игоревич недоуменно переглянулись друг с другом. Сманеврировав, они снова подплыли к киту, со стороны его головы. – О, мудрейший из мудрейших! – воззвал пират. Презрительно фыркнув, кит окатил их водяным фонтаном. – А если я его гарпуном захерячу? – предложил Конг Сом Оэн. Кит приоткрыл один глаз. – Я не кит, я – кашалот, – с явной обидой в голосе произнес он. – КА-ША-ЛОТ! Сколько можно пояснять? Неужели никто не видит разницы. Если мудрейший, значит, обязательно кит? Что за ерунда? Что за мудрость в ста тоннах сала? Мы кашалоты – древнейшие животные. Вы от Алисы, правильно? От этой набитой дуры? Я так и знал! Адронно-антропогенный андроид, который ничего не смыслит в видовой классификации. Это как перепутать чайку с дельфином! Знаете, наше главное отличие от этих сальных мешков? Мозг! У нас самый большой мозг среди всех животных. В среднем почти восемь килограмм. Лично мой весит четырнадцать! – Прости нас, о мудрейший из мудрейших! – Прости их, прости… Наговорят гадостей, а потом прости, прости… Прощалки на всех не хватит. Горе у них, видите ли… Собачка от них сбежала… Сука… На то она и сука, чтобы сбегать! А вы что думали: сегодня с одним, завтра с другим… – Ее похитил Ритхи Пан! – в гневе воскликнул Конг Сом Оэн. – Это они все так говорят. Твари. Мне бы ваши проблемы! Моя любимая третья супружница сбежала от меня с антарктическим глубоководным кальмаром. Их еще называют колоссальными кальмарами. И что она нашла в этом воняющем мочой мешке? Ко-ло-ссальный… Видел я у него этот колоссальный… Ничего особо колоссального… Как же я страдал! Вы даже представить себе не можете, как же я страдал!!! Я, конечно же, как всякий
