Пузырь Алькубьерре нес "Посейдон-I", закованный в солидную броню - среди прочего, для защиты от излучения - к окраинам Альфа Центавра. Нас было пятеро, исполняемых углеродным компьютрониумом: я - Хасифа Фадель, Татьяна Скорина, Роберто Вико, Иоши Киносита и Клаус Бильдерлинг. Мы могли бы обращаться друг к другу, используя стандартными коды, но в Косморазведывательном Корпусе часто кто из сентиментальной привязанности, кто из вежливости использовал старые, еще человеческие, имена.

   Один из моих потоков восприятия был подключен к внешним сенсорным системам. Я глядела сразу со всех камер; экзотические виды, словно через разные линзы: сзади - растягивание краев, спереди - сжатие, цвета в первом случае смещены дальше в красную область спектра, во втором - в синюю. Пузырь двигался со скоростью примерно в треть световой. Это близко к максимуму, который мы могли безопасно выжать из такой технологии для чудовища размеров "Посейдона-I" - даже если не учитывать, как дорого обходится каждый миллиграмм материи с отрицательной массой, чем больше скорость и размер пузыря, тем больше квантовые эффекты угрожают его стабильности и непосредственно кораблю.

   Прошло уже более тринадцати земных лет, мы общались, жили виртуальные жизни, изменяли скорость субъективного восприятия, погружались в бессознательное состояние, наконец - и вот мы были почти у административной станции "Центавр".

   Я посмотрела, насколько давали настройки приватности, что делают остальные четверо. Все бодрствовали.

   Пузырь исчез. Наш выход сопровождался волной сине-смещенного излучения - точка прибытия неспроста была назначена таким образом, чтобы импульс не был направлен в сторону находящейся неподалеку станции "Центавр". Операторы приветствовали нас, мы их - в ответ.

   "Посейдон-I" направлялся к Нётер, планете с силой тяжести в 63% от земной, покрытой толстой ледяной корой, не пропускающей радиосигналов из-за вмерзших в лед частиц оксидов железа.

   Я решила изменить скорость течения субъективного времени, и большая часть пути (иногда синхронизировалась с другими членами команды, операторами с "Центавра" или командами других кораблей и баз, когда ко мне кто-то обращался) для меня прошла где-то за полчаса.

   Когда-то, еще будучи человеком, мое образование по большей части происходило по старинке. Но то было давно, и я была иным существом. Теперь мы просто интегрировали в себя все необходимые данные.

   Дроны-разведчики задолго до нашего прибытия нашли подходящее место для приземления и развертывания базы - на экваторе, толщина льда здесь - около трех километров. Под ним, как они успели узнать, прорыв дыры вниз - океан, глубина которого в этой точке составляла в среднем двести метров.

   Корабль опустился на лед. Выехав из его чрева, грузовик с компонентами для постройки на льду одного из двух радиокомплексов - того, что будет осуществлять для "Посейдона-I" надледное и космическое сообщение, несколькими автоматами-сборщиками и четырьмя километрами оптического кабеля на борту, остановился метрах в двустах поодаль.

   "Посейдон" начал расплавлять под собой лед сжигающими топливо в медленном режиме маневровыми реактивными двигателями. Даже если бы у нас были торпеды Алькубьерре, способные быстро уничтожить массы льда излучением по прибытии к цели, нам бы не разрешили их использовать - если на планете существует жизнь и наши действия способны нанести ей вред, нужно, чтобы этот риск был как можно меньше.

   Внутренняя амортизирующая броня, защищавшая многие части "Посейдона-I", включая компьютрониум, термоядерный реактор и грузовые отсеки, помогала смягчять удары при "проваливании". Нам пришлось растопить уйму льда. Реактивные двигатели были сильно повреждены - как и предполагалось; теперь они представляли интерес лишь как один из источников материала для строительства.

   Началась трансформация корабля. Этой частью работы занялись Татьяна и Иоши. Многочисленные дроны-строители плясали, разбирая части лежащего гиганта и сооружая разнообразные постройки. Нетронутой должна была быть лишь треть корабля, включая его термоядерный реактор. Сверху 'Посейдону' опускаали тянущийся от первого радиокомплекса кабель дроны. Второй радиокомплекс - для океанической связи - был частью корабля, роботы лишь развернули вовне антенну.

   Я, Роберто и Клаус отправились, вселившись в подлодки-трилобиты, и соответствующим образом изменив свою психику, исследовать местность на километры вокруг.

   Впереди обычно шли разведывательные дроны, попеременно заходя на дозарядку в трилобиты.

   Трилобиты высокоавтономны, у каждого два "сердца" - компактных дейтериево-тритиевых реактора, один побольше, другой поменьше.

   Помимо разведки, у нас в задачах было расставлять по пути ретрансляторы.

   Я изучала течения, прощупывала радио- и акустическими волнами близлежащие объекты, дополняя собираемую всей троицей трилобитов по кусочкам картину. Примерно в двух километрах от "Посейдона-I" дно под углом примерно в шестьдесят градусов уходило вглубь.

   Я спускалась все ниже и ниже в черную бездну.

   Соленость воды заметно выше, чем в земных океанах, что предохраняет ее от замерзания вплоть до двадцати пяти с небольшим по Цельсию.

   Если бы я тогда все еще была человеком, мои занятия наверняка бы нагоняли на меня скуку. Но я, будучи цифровым интеллектом, могла легко редактировать психические особенности, и с помощью самоизменения сделала изучение мертвых океанических пространств интересным для себя. Правда, колебалась перед тем, как это сделать, а после было немного стыдно - в жизни я старалась избегать такого рода корректировок, насколько то позволяет работа планеторазведчицы и обстоятельства. Эта, по крайней мере, была, с моей точки зрения, довольно позитивной, воодушевляющей. Какие корректировки я точно не любила - так это те, что ведут в болото пассивности.

   Так прошло много, очень много времени, я набрела на большую зону геологической активности. Глубина - пять километров подо льдом, триста сорок девять от "Посейдона-I".