покуривая в сторонке, и никак себя не проявляют. А для человека, выросшего на пельменях и борще, хорошо раз в месяц пробовать что-то экзотическое, и совсем другое – три раза в день и без альтернативы. В Азии, даже проходя мимо булочной, чувствуешь не сладковатый запах свежей выпечки, а отвратную смесь водорослей нори, порошка мáчи, листьев пандана, кая-джема, красных бобов и соевого соуса. Без последнего не обходится практически никакое блюдо. Каждый раз на обед в столовой приходится выбирать из того, от чего сегодня меньше тошнит. Хотя есть и вкусное: дим-самы – приготовленные на пару кусочки мясного фарша в рисовом тесте – почти пельмени. Но не будешь же есть их каждый день! Хотя чаще всего так и получается. Сегодня же меня мутило буквально от всего, и пришлось обойтись крекерами из супермаркета.

Я всегда хожу на обед один, и понятно почему – повторюсь, я не люблю болтать! Когда я только появился в фирме, не было спасу от дружелюбия – каждый считал своим долгом позвать на кофе или пообедать вместе, но я неизменно отвечал, что занят работой. Теперь меня считают важным человеком, всегда при деле, и лишний раз не дёргают. На обед я отправляюсь, когда все возвращаются, а пока офис пустует – спокойно занимаюсь своими делами: смотрю видео в соцсетях или короткометражку в Ютубе.

Я ненавижу стоять в длинных очередях в столовой, нюхать все эти разнообразные, но одинаково противные запахи непривычной для меня кухни. И конечно, хоть сам я и молчу как рыба об лёд, другие-то разговаривают. Представьте себе, взрослые люди на полном серьёзе могут обсуждать, как прикольно было бы назвать своего пса Котом или завести кошку и дать ей имя Собака. Вот идёшь ты на прогулку и свистишь: «Кот! Кот! Ко мне! Все оборачиваются…» Ё-моё! Что за детский сад!

На той неделе оказался в очереди с новеньким из нашего отдела. Он родом из Папуа – Новой Гвинеи. Не помню, как его зовут, он работает у нас всего пару месяцев. Узнав, что детство и юность я провёл в России, он просиял и заявил, что у него когда-то был русский приятель, а потому он знает несколько слов на русском. Теперь, завидев меня пусть даже издалека, он считает своим долгом прокричать: «Привет! Как дела?» Я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, натужно улыбаюсь и стараюсь скрыться. Он догоняет и пытает меня, как сказать-то и это по-русски. Чувак, если тебе так надо знать – загугли или запишись ты на языковые курсы! Я не нанимался в бесплатные репетиторы. А потом он вспоминает что-то совершенно выдающееся и восклицает: «Так у вас же президент Путин!» Что вы говорите? А я и не знал! Да у меня всю сознательную жизнь президент Путин. Я сдохну, а он обнулится и вуаля – опять президент! Я сдерживаюсь, вежливо киваю русофилу-папуасу и наконец удаляюсь с полупустым подносом.

А вчера в очереди я столкнулся с Марией. Она тоже новенькая в отделе тестирования. Мария из Аргентины. Пухлая и смешливая, очень плохо говорит по-английски, и непонятно, за какие заслуги получила место в фирме. Так вот, несмотря на косноязычие, Мария любит поболтать, коверкая слова на испанский манер. Она страдает болезнью всех свежих экспатов, впервые надолго выехавших за границу обожаемой родины. Все её разговоры сводятся к «а у нас в Аргентине…» Через эту стадию проходят все, и я, к своему стыду, не исключение. Скоро она поймёт, что всем, мягко говоря, насрать, как там у них в Аргентине, а также в Бразилии, Хорватии, Бельгии, Шотландии и иже с ними. Все думают только о себе, и интересно им только то, что им интересно, а не какая-то там Аргентина, которую на карте ещё нужно отыскать. Каждый раз оказываясь невольным свидетелем неловких потуг Марии объяснить очередной жертве, как там у них в Аргентине, я испытываю испанский стыд. Но хуже того, если собеседник Марии включается в эту нелепую перекличку и начинает, в свою очередь, рассказывать, как там у них в …Запупырии: «А у нас в квартире газ. А у вас? А у нас водопровод, вот!» И это просто голимый кошмар, я не могу выносить таких разговоров! Ведь они абсолютно бессмысленны, собеседники едва ли слышат друг друга. Стоит ли говорить, что и от Марии я стараюсь держаться подальше. К сожалению, она тоже любит дим-самы, а потому приходится встречаться с ней чаще, чем хотелось бы. Наверное, и её южноамериканский желудок требует нормальной человеческой еды, а не жареных летучих мышей в гадючьем кисло-сладко-смердо-вонючем соусе.

Сау Чин как-то просветил меня, что, употребляя в пищу животных, мы перенимаем их силу и способности. По крайней мере, у китайцев принято так считать. В самом деле?! Неужели эти пожиратели летучих мышей надеются превратиться в бэтменов? Как знал, что азиатские кулинарные изыски до добра не доведут – в сити уже несколько инфицированных новым китайским вирусом, подхваченным то ли от мышей, то ли от змей, то ли от какой другой твари, совсем не предназначенной к поеданию. Каждый час проверяю в интернете сводки о заболевших смертельно опасным гриппом. Я опять достаю влажную салфетку и тщательно дезинфицирую руки. Благо, что успел загодя запастись и респираторами, и дезинфекторами. Теперь попробуй купи – самый ходовой товар в сити. И пусть хоть сам министр здравоохранения лично меня заверит, что нет необходимости носить респиратор – увольте!

Не то чтобы я был особо брезглив и излишне щепетилен в вопросах гигиены… Хотя, что уж там! Убейте меня, я в толк не возьму, чем мотивирована традиция местных стариков разбрызгивать «счастье» в виде слюны и соплей! Они вообще не прикрывают рот, когда кашляют и чихают, будто религия им запрещает. Попробуй при этом спрятаться или скрыться – не выйдет! Азиатские старики непостижимым образом способны занимать собой всё свободное пространство на несколько метров вокруг. Свободное пространство в Азии – это большой грех, а потому быть его не должно. Оно всячески и старательно истребляется всеми от мала до велика. Не дай бог тебе оказаться в очереди. Тебя оросят «счастьем» со всех сторон, будут дышать в затылок, ткнут носом промеж лопаток, заставляя прижаться к впереди стоящему. Терпеть не могу очереди!

Общественный транспорт, впрочем, тоже не переношу! Стараюсь ходить пешком, но не всегда получается. Не далее как вчера меня чуть не укокошила огромная немецкая задница. Она метила на сиденье рядом, но автобус качнуло, и задница ткнулась мне прямо в лицо (к счастью, я был в маске). Она оказалась настолько мягкой, что на секунду почудилось, будто меня душат подушкой, и уже не выбраться. «Entschuldigung!¹» – воскликнула задница, с горем пополам усаживаясь наконец на сиденье рядом. Случись такое пару сотен лет назад, мне пришлось бы на ней