Александр Тарасов. Страна Икс.

Раздел первый. ...В левую ноздрю Отцу Небесному... fiction/politics

Анти-Оруэлл.

...я спросил себя о настоящем: какой оно ширины, какой глубины, сколько мне из него достанется?

Курт Воннегут-младший, «Бойня номер пять».

— Ну-с, — сказал Добрый Дядя, — сколько же будем ждать?

— Да-да, — засуетился *, — сейчас, сейчас. (Господи, надо же — задумался. Нашёл время. И место. Задумался.)

Перо рвало бумагу, но * торопился. Добрый Дядя, должно быть, куда-то спешил. И ему явно было скучно. Господи, да ведь если подумать, какие это всё мелочи. Все эти наши разговоры. Мышиная возня.

Он закончил.

— Вот, — сказал он. — Всё.

Добрый Дядя небрежно взял бумагу и рассеянно посмотрел на нее.

— Подпись поставьте, — равнодушно сказал он. — Разборчиво. И дату. Вот так. Теперь давайте. — Он ещё раз скользнул взглядом по бумаге и глубоко вздохнул. Открыл папку и вложил туда бумагу.

— Ну что вы сидите? — раздраженно спросил он. — Идите.

— Да-да, — * вскочил, неловко громыхнув стулом, вздрогнул, испугался, застыл на месте. Добрый Дядя поднял глаза. В них читался вопрос. * испугался снова, неслышно задвинул стул и — быстро-быстро — к двери, голова вполоборота — на Доброго Дядю. У двери он снова застыл.

Добрый Дядя вновь поднял глаза.

— Ну что еще? Вам же ясно сказано — идите!

— Домой? — выдохнул *.

Добрый Дядя из секунду закрыл глаза и вздохнул. Было явственно видно, что ему хочется кого-нибудь спросить, почему именно он должен общаться с этими идиотами.

* выскочил за дверь. Постовой сверил пропуск с номером его паспорта и кивнул на дверь.

Весенний ветер ударил в лицо, закружился в волосах. * понесся — как юнец на свидание. Не замечая ни яркой наглой рекламы магазинов и фирм, ни настырных уличных продавцов и проповедников всех сект и религий. Домой, домой! Там жена. Солнышко светило в щели между небоскребами, отражаясь в тонированных стеклах банков и офисов. Улицы гудели народом. Пахло бензином, коньяком, табаком, марихуаной, просыпающейся зеленью. Домой, домой... Мир счастливо улыбался ему. Прохожие им гордились. Домой. Домой...

Он глянул на циферблат ручных часов. Солнечный блик разлагался в стекле на маленькую радугу — аккурат между двумя и тремя часами. В синей части спектра цветов не хватало — радуга начиналась с зеленого. Весна, весна...

— Ну вот и всё, — сказал он счастливо. — Ну вот и всё.

Но это было не всё.

Ровно через двадцать четыре часа он вновь сидел в кабинете у Доброго Дяди, и Добрый Дядя нервно постукивал пальцами по столу.

В глазах у Дяди отражалась противоположная стена.

— Что это такое? — спрашивал Дядя уже в который раз. И снова — уже в который раз — не давал отвечать — успевал первым:

— Я вас спрашиваю — что это такое?

— Э-это...

— Это чёрт знает что! Вы что, маленький ребенок? Вам тут что — детский сад?

— Э-э...

— Хватит! — вдруг крикнул Добрый Дядя и ударил ладонью по столу. Затем встал и пристально посмотрел на *.

* сжался.

— Морду бы тебе набить, — сказал Дядя мечтательно.

* почувствовал, что обижается. Как же так? — ведь он сам, сам, сам. Ведь мог и не идти. Ведь всё сам. Ведь он ничего плохого. И вчера всё было так хорошо. И солнышко светило. И дома, за обедом...

Добрый Дядя не без интереса смотрел на него.

— Так, — сказал Дядя весело, — обиженную невинность корчишь.

— Да, но...

— Ах, «да»? — спросил Дядя с радостной издёвкой. — Так ты, значит, и с женой не спишь? И дети твои — не твои?

— А что вы меня оскорбляете? — вдруг выкрикнул *. И почувствовал, как все внутри похолодело.

— Оскорбляю? — спросил Дядя сурово. И вдруг скривился, словно от запаха гнили. — Оскорблять тебя будут урки в зоне. Просёк?

Повисла пауза.

Добрый Дядя терпеливо ждал ответа. Наконец понял, что не дождется.

— Ну вот что, — сказал он. — Вся эта твоя трепотня годится разве что ж...пу подтереть.

— Но это же правда, — * почувствовал, что его губы произнесли это сами, без участия разума. Разум оледенел. Добрый Дядя вновь скривился.

— Господи, — сказал он теперь уже не сдерживаясь, — и когда эти кретины научатся думать? Наплодили ублюдков — возись теперь с этим дерьмом!

Дядя сел за стол и грустно посмотрел на *.

— У тебя, кажется, дочка сеть? — спросил он.

— Д-да, — ответил * и почувствовал, как все внутри сжалось от этого «кажется». Почему «кажется»? И почему он спрашивает? Ведь он же сам хорошо знает. Ведь только что...

— Ну так вот, знаток правды, — сказал Дядя брезгливо, — ты напишешь то, что нужно.

Добрый Дядя — в расстегнутом пиджаке, с распущенным галстуком и банкой пива в руках — сидел прямо на столе и качал ногой. Глаза его горели.

— Затем, — вещал он с вдохновением, —

«затем» — послушно писал *

** объяснил нам, что в момент восстания —

«в момент восстания», — писал * (господи, господи! — по спине ползла холодная струйка — восстание! — это же вышка, господи!)

— наша группа должна взорвать все мосты.

«все мосты» (ну почему, почему я? господи? господи?)

— На кольцевой железной дороге...

«железной дороге» (это конец).

Дядя отхлебнул пива.

— Лихо, а? — осведомился он.

* кивнул.

— Хорошо, — обрадовано откликнулся Дядя и мечтательно завел глаза.

— Затем, — продекламировал он, —

«Затем» (куда же дальше-mo, господи?)

** объяснил нам, что военный десант враждебных зарубежных сил —

«зарубежных сил» (господи, оказывается, существуют еще какие-то враждебные зарубежные силы!)

блокирует на подступах к столице части нашей доблестной армии —

«доблестной армии» (у нас есть армия!)

— В то время как нашей задачей будет окружение и уничтожение Сил Дисциплины и Порядка.

«и Порядка».

Дядя похлопал по столу рукой в поисках бумаги. Однако не попал и лишь сбил лист на пол. — А, черт! — ругнулся он. — Ну ладно. Как там звали этого твоего приятеля?

— Какого? — белеющими губами прошептал *.

— Ну этого, который с тобой учился с первого класса школы?

— ***.

— Ага. Значит, пишем: Затем...

«Затем».

— мы должны были поступить в распоряжение ***, —

«В распоряжение ***» (боже мой, боже мой, его же арестуют, ему же предъявят мои показания)

— который — насколько мне известно —

«известно»,

— занимал очень высокий пост в подпольной структуре нашей организации —

«нашей организации»... — Нет! — вдруг выкрикнул *.

— Что — нет? — Добрый Дядя словно очнулся. Глаза его были необыкновенно злы.

— Нет, — сказал упрямо *. — Он работал