Ти Джей Клун Волчья песнь

Переводчик и редактор: Ксения Солнцева;

Обложка и оформление: Настёна.

Перевод выполнен специально для гр. https://vk.com/beautiful_translation в 2021 г.

Внимание!

Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчиков и редакторов строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного чтения, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды.

Для Эли, из-за всех тех ссылок на Tumblr.

Ты знаешь, каких.

Эта жажда настоящая.

«О, пожалуйста, не уходи. Мы тебя съедим, мы так тебя любим!».

Морис Сендак, «Там, где живут чудовища»

ГЛАВА 1 ПЫЛИНКИ/ХОЛОД И МЕТАЛЛ

Мне было двенадцать, когда папа поставил чемодан у двери.

— А это тебе зачем? — спросил я из кухни.

Он обреченно вздохнул и, замешкавшись на мгновение, обернулся:

— Когда ты вернулся домой?

— Недавно, — по коже пробежал зуд, словно что-то не так.

Папа бросил взгляд на старые настенные часы, пластик циферблата которых давно потрескался.

— Что-то я припозднился. Слушай, Окс, — покачал он головой.

Казалось, он взволнован и смущен. Папа бывал всяким. Пьяницей — вспыльчивым и размахивающим кулаками. Очаровательным дьяволом — со смехом, раскатистым словно рокот мотора старого Harley-Davidson WLA, который мы чинили с ним летом. Но он никогда не испытывал неловкости и стеснения как сейчас.

Усилившийся зуд начал сводить меня с ума.

— Знаю, ты не шибко умный мальчик, — произнес он, глянув вновь на чемодан.

Что правда, то правда. Избытком мозгов я не страдал. Мама утверждала, что со мной все в порядке. Отец же считал заторможенным. Мама как-то высказалась, что жизнь не гонка. Тогда папа был сильно пьян, начал кричать и крушить все вокруг. Он не поднимал на нее руку. По крайней мере, в ту ночь. Мама долго плакала, но он не ударил ее. Я позаботился об этом. После того как он, наконец, захрапел в своем старом кресле, я прокрался в свою комнату и спрятался под одеялом.

— Да, сэр, — согласился я.

Отец снова посмотрел на меня, и даже на смертном одре я буду клясться, что увидел в его взгляде толику любви.

— Не зря твое имя означает «бык». Ты и есть как бык, такой же тупоголовый, — продолжил он.

Это не звучало как грубость. Просто факт.

Я пожал плечами. Не впервой приходилось слышать от него такое, хотя мама и просила его прекратить. Все в порядке. Он ведь был моим папой. И знал меня лучше, чем кто-либо.

— К тебе будут дерьмово относиться, — предупредил он. — Большую часть жизни.

— Я крупнее большинства сверстников, — заметил я, как будто это все объясняло. Так и есть. Люди боялись меня, хотя я не собирался причинять им зла. Я был большим. Как папа. Он был крупным мужчиной, с пивным животом.

— Люди не поймут тебя, — продолжал он.

— О.

— Они не примут тебя.

— Мне это и не нужно, — я очень хотел, чтобы люди принимали меня, но понимал почему этого не случится.

— Я должен идти.

— Куда?

— Подальше отсюда. Послушай…

— Мама знает?

Отец рассмеялся, но потом, похоже, понял, что смешного тут мало.

— Конечно. Возможно. Она знала, что все к тому идет. И, наверное, уже давненько.

Я шагнул к нему.

— Когда ты вернешься?

— Окс, люди будут злыми. Просто игнорируй их. Не высовывайся.

— Люди не злые. Не всегда, — я знал не так уж много людей. У меня не было друзей. Но знакомые мне люди не казались злыми. Не всегда. Они просто не знали, как со мной быть. По крайней мере большинство из них. Оно и понятно. Я и сам понятия не имел, что с собой делать.

И тогда папа сказал:

— Мы не увидимся какое-то время. Возможно, очень долго.

— А как же автомастерская? — спросил я его.

Он работал у Гордо. Когда папа возвращался домой, от него пахло маслом и металлом. А пальцы чернели от смазки. У него были рубашки с вышитым на них красными, белыми и синими нитками именем «Кертис». Я всегда думал, что это удивительно. Мне казалось, это знак великого отличия, раз твое имя вышито на рубашке. Иногда он брал меня с собой на работу. Показал, как менять масло, когда мне было три года. Как заменить колесо — в четыре. Как восстановить двигатель Chevy Bel Air Coupe 1957 года — в девять. В те дни я приходил домой и чувствовал, что от меня тоже пахнет смазкой, маслом и металлом, а когда засыпал, то грезил о рубашке с вышитым на ней именем — «Окснард». Или, может, просто «Окс».

— Гордо плевать, — все, что ответил папа.

Это показалось ложью. Ведь Гордо волновало многое. Он был грубоват, но однажды сказал мне, что когда я подрасту, то смогу прийти и договориться с ним о работе.

— Парни вроде нас должны держаться вместе, — сказал Гордо. Я не знал, что конкретно он имел в виду, тем не менее мне хватило самого факта, что он считал будто я достоин этой работы.

— О, — все, что смог вымолвить я.

— Я не сожалею о тебе, — признался папа. — Но сожалею обо всем остальном.

Я ничего не понял.

— Ты имеешь в виду…?

Но я не знал, что он имел в виду.

— Я сожалею о своем пребывании здесь, — объяснил он. — Не могу этого выносить.

— Ну и ладно, — сказал я. — Мы можем исправить это. Можем просто уехать куда-нибудь.

— Это не исправить, Окс.

— Ты зарядил телефон? — спросил я, потому что он постоянно забывал это сделать. — Не забудь зарядить телефон, чтобы я мог позвонить тебе. У меня новая математика, которую я не понимаю. Мистер Ховс сказал, я могу попросить тебя помочь.

Хоть я и знал, что отец решит математических задач не больше, чем я. Новая математика называлась пре-алгеброй. Этот предмет пугал меня, потому что был трудным, пока был пре-алгеброй. Что же будет, когда начнется сама алгебра?

Я узнал его выражение лица. Ярость. Он был в бешенстве.

— Ты что, блядь, не понимаешь? — рявкнул папа.

— Нет, — ответил я, сдерживая дрожь.

Потому что действительно не понимал.

— Окс, — начал папа. — Никакой математики. Никаких телефонных звонков. Не заставляй меня сожалеть и о тебе тоже.

— О, — произнес я.

— Ты должен стать мужчиной. Вот что я пытаюсь вдолбить тебе. На тебя обрушится тонна дерьма. Ты должен отмахиваться и продолжать двигаться вперед. — Его кулаки крепко сжались по бокам. Я не знал почему.

— Я могу быть мужчиной, — заверил я, надеясь, что от этого папе станет лучше.

— Я знаю, — сказал он.

Я улыбнулся, но папа лишь отвел взгляд.

— Я должен идти, — в итоге вымолвил он.

— Когда ты вернешься? — спросил я.

Пошатнувшись, папа подошел к двери. Вздохнул. Взял чемодан. И вышел.