Я уж как-нибудь сам. Да и не желаю я ни с кем лаврами делиться, а то так можно и карьеру армейскую профукать. Присвоят эти залётные умельцы мои заслуги и останусь я тогда у разбитого корыта.

— Ну раз справишься то вот тебе мой наказ, гридень Стоум Железнорук, — а вот и первое повышение подъехало. Не думал, что так скоро оно случится да ещё и при таких обстоятельствах. — Сроку тебе до начала осени и ни днём больше.

Стало быть, чуть меньше месяца. Для местного умельца в такой срок уложиться — непосильная задача. Для меня же — плёвое дело. Мне ведь и изобретать-то ничего не надо, все уже в голове есть. Но полутысячнику об этом знать не обязательно.

— И вот ещё что, никакого богатыря на заставе не было, — огорошил меня напоследок безымянный княжий слуга. — Уяснил?

— Честь дружине, — приложил я кулак к сердцу, словно бы скрепляя этим жестом наш безмолвный договор.

— Далеко пойдёшь…

А между строк так и читалось "если не помрёшь".

Боги, ну во что я опять вляпался?

* * *

Весь плац пестрил коричневыми мундирами. Ещё никогда прежде я не видел стольких сварожичей в одном месте. Казалось, на этом построение собрались кузнецы-колдуны со всей Ратной школы. А перед нашими стройными рядами стоял сотник. Он хмурился и глядел куда-то вдаль.

— Предки завещали: умрёшь в неудаче — стыд тебе, умрёшь в отчаянии — стыд всем нам, — в гробовой тишине произнёс Твердислав. — Наш собрат по ремеслу Войтех Мервтоголов умер, но ни себя ни предков не посрамил. Славный вой не только бился до последнего вздоха, но ещё и устроил себе напоследок кровавую тризну.

После произнесённой речи повисла гнетущая тишина, но никто и слова не посмел вставить. Да чего уж там, недавние призывники и вовсе боялись дышать. Все присутствующие понимали важность момента. Не каждый день прощаешься с настоящей легендой.

Для местных Войтех был и остаётся олицетворением железной воли и невиданного упорства. Командир, что никогда не прятался за чужими спинами. Человек, которого не сломила ни потеря близких ни собственное уродство. А ещё, верный друг и надёжный соратник.

И пускай лишь единицы из присутствующих видели бессменного командира Мёртвого отряда воочию, но слышали-то о нём все — от мало до велика. И безусые новики моего призыва и сварожич из тех, что постарше — все они почитали Войтеха. Для них он был примером того, каким и должен быть истинный славиец.

— Знаю, что на душе у вас сейчас тяжко. Но не стоит печалиться, защитники Горной заставы отправились в Правь с высоко поднятой головой. Нам же с вами, дабы их не посрамить надо и дальше жить по чести. Чтобы ежели встретим мы кого из них на том свете, не было нам стыдно за бесцельно прожитую жизнь. Так не посрамим же…

— ПОКУДА ЖИВЫ! — гаркнули мы все как один.

И от окрика нашего с ближайших деревьев слетели вороны. Тёмной тучей они заполонили небо и столь же стремительно взвыли ввысь, будто провожая души павших в небесные чертоги.

Посреди плаца вспыхнул огромный, заранее заготовленный костёр и в дело вступили волхвы. Семеро старцев в простой одежде и гуслями наперевес затянули песню.

Приутихла

перед бурей

Горная застава,

Потянуло

дымом сизым

С вражьей стороны

Поднималася

на битву

Малая застава,

Взволновалось,

разлетелось

Вороньё с ветвей

Волхвы взяли паузу и перед тем как вновь запеть ударили по струнам. Печальный напев сменился торжественной частью.

Други-братья преградили

Путь коварного врага,

Но в неравной страшной схватке

Вся Застава полегла

В сече лютой, сече жаркой

Вдруг сражённым Войтех пал,

Но с собой, в бою последнем

Много недругов забрал

Ой, вы други, войны крепки

Вы на смерть всегда идёте

И, залив землицу кровью

Песни ярые поёте

Вы не ведали прощенья

Ко врагам своей отчизны

И летите соколами

От рождения до тризны

Волхвы замолкли. Вновь повисла тишина, на этот раз надолго.

Так и стояли мы до тех самых пор, пока поленья не превратились в алые угли. И никто не посмел нарушить таинство тризны ни словом, ни делом.

Когда же темнота сгустилась над плацем и догорающие угли более не могли бороться с сумраком, мы отправились на поминальный ужин. Так называемую страву.

По пути к казармам я ухватил за рукав Рябого и вытянул того из строя. Подальше от шагающих вразнобой сварожичей.

— Ты чего творишь?! — тут же вызверился на меня обычно невозмутимый новик.

Последние три дня он был необычайно хмур и я даже знаю почему.

Вместо ответа, я протянул Рябому небольшой холщовый мешочек.

— Что это? — чуть смягчился юный сварожич, но раздражения в его голосе было ещё хоть отбавляй.

— Тут волосы твоего отца, для тризны.

— Благодарю, — буркнул сослуживец. После чего бережно принял мешочек и тут же упрятал тот за шиворот, будто это какое-то сокровище. — Не думал, что Войтех обо мне расскажет.

— А он и не рассказывал.

— Тогда как? — вновь насторожился новик.

— Морды у вас с ним похожи, — после моих слов Рябой невольно коснулся глубоких рытвин на своём лице. — Это ведь от газа смрадного шрамы? И как, удалось тебе с отравой отцовской сродниться?

— Не твоего ума дело! — снова окрысился Рябой.

— Злишься, что не я на той горе сгинул, а твой отец?

— Злюсь, — не стал отпираться сын Мервтоголова. — Умом понимаю, что не виноват ты ни в чём, но стоит тебя увидеть, как кулаки сами собой сжимаются. Ты будто болезненное напоминание, от которого не убежать, не скрыться.

— Ну хочешь, в морду мне дай.

— А поможет?

— Не уверен.

— Вот то-то и оно, — отмахнулся от меня новик.

Рябой развернулся, чтобы уходить и тут я с чего-то решил его поддержать.

— Войтех был прекрасным солдатом… — неумело начал я и тут же был прерван.

— И паршивым отцом, — не оборачиваясь промолвил осиротевший сварожич. — Но знаешь, я всё же буду на него равняться. Думается мне, будь он хорошим отцом, а не солдатом, то сотни, а то и тысячи детей лишились бы своих родичей. А может, и вовсе на свет белый не появились…Поэтому я подхвачу его упавшее знамя и Мёртвый отряд продолжит жить!

* * *

Поминальный ужин проходил чуть веселей. Уже не было того упаднического настроения, где-то даже слышались шутки и прибаутки. Один Рябой всё так же хмурился и был чернее тучи — ну оно и понятно…

— Пойдём, разговор есть, — к нашему столу подошёл Неждан и на одно мрачное лицо стало больше. Он тоже кое-кого потерял. Вот только не думал я, что утрата на нём так сильно скажется. Они же с братом как кошка с собакой были, а тут, гляди-ка, загрустил гридень.

В ответ я бы мог послать засранца на хутор жопой