Но нет, не мог же он просто сделать вид, будто им действительно было, о чем общаться. Нет, она курит дешевые сигареты, красится дешевой краской, из-за чего обесцвеченные, обломавшиеся волосы желтой соломой точат из безжизненного, жиденького хвостика, одета небрежно, громко разговаривает и совершенно не следит за языком, вряд ли с кем-то вроде нее получилось бы поговорить о чем-то серьезном.

Отвлекшись, Вадим упустил нить разговора и уже чувствовал жгучий стыд за то, что в очередной раз стоял и про себя осуждал человека, который ничего плохого ему не сделал. Но так было всегда, Вадим мысленно отмечал «недостойных» людей и больше ничего не мог с собой поделать, будто сам он действительно что-то из себя представлял, скорее, нет, но остальные все равно были для него хуже, и он как будто имел право их осуждать. Хотя ключевым словом все равно оставалось «как будто», поэтому спокойно жить, считая себя лучше других, у Вадима все равно не получалось, а потому он вечно разрывался между презрением к окружающим и ненавистью к себе за тщеславие, не смея принять в себе ни одну из сторон.

Вадим продолжал курить уже вторую сигарету, вполуха слушая бессмысленные разговоры одногруппников, приправляющих свою и без того не слишком культурную речь тупыми пошлыми шутками и громким раздражающим смехом. Возможно, его меньше бесило бы их поведение, если бы он немного успокоился и не заглядывал без конца в телефон, смотря время и прикидывая, сколько осталось до начала первой пары. Остальным студентам, казалось, не было никакого дела до того, когда там начинаются занятия и начнутся ли они сегодня вообще. В конце концов, может, преподаватель опоздает, может, не придет, может, отменит занятие, если нет – подождет, так какая разница?

Но, разумеется, Вадим не мог просто отпустить ситуацию, спокойно постоять с людьми, покурить и поддержать разговор, нет, ему нужно было изводить себя и переживать, как же там бедный преподаватель расстраивается и нервничает из-за того, что несколько студентов-идиотов не пришли к началу занятий.

Вадим выкинул недокуренную сигарету в урну, чем вызвал недовольство одногруппников, для них это, конечно, выглядело расточительно, такие «буржуйские» сигареты и так просто выбросить. Конечно, если курить каждый день, то и у самого Вадима не хватило бы средств так тратиться, но так как пачка не кончалась вот уже несколько месяцев, он мог позволить себе выбросить хоть ее всю и не переживать об этом.

Засунув руки в карманы, Вадим нашел несколько смятых купюр и принялся скручивать их в маленькие трубочки, пытаясь себя успокоить, как, наверное, сказал бы какой-нибудь психолог, но правда в том, что такие вещи ничерта не успокаивали. Просто неосознанно он пытался скрутить, порвать и отковырять все, что попадалось под руку – уголки тетрадей, чеки или деньги в карманах, кожу на пальцах, кожу на губах – все, что можно было измельчить и уничтожить, поэтому в итоге и сам он был похож на мятый и рваный листок, от которого каждый день самокопанием, тревожностью и беспочвенными переживаниями отрывали кусочек за кусочклм. Со временем, возможно, вообще не останется никакого Вадима, только мятые и нервные бумажки, которые наутро соберутся в форму человека и поедут в университет, как обычно, и никто не заметит, что самого Вадима уже с ними нет, ведь его как будто на самом деле никогда и не было.

***

Вадим стоял перед дверью в аудиторию и, переминаясь с ноги на ногу, думал, стоит ли ему постучать и войти прямо сейчас или нужно подождать одногруппников, от которых он позорно сбежал. Выдержка у него была так себе, хотя в этот раз почти получилось сделать вид, будто его совсем не волнует учеба и он совсем не нервничает из-за того, что они опоздали на пару почти на десять минут.

Один из ребят подлетел сзади так неожиданно, что Вадим дернулся от резкого движения и округлившимися глазами посмотрел на него. Сердце стучало как бешеное, в ушах шумело, Вадиму стало душно. Парень меж тем, странно посмотрел на него и, не постучав, бесцеремонно вошел в кабинет, на ходу снимая куртку и намереваясь бросить ее рядом со своим местом на задней парте, не обращая внимания на запнувшегося преподавателя.

От этой заминки и укоряющего взгляда, которым лектор наградил его компанию, Вадим почувствовал себя еще хуже, чем перед парой. Он хотел только тихо войти и незаметно пробраться к своему месту, чтобы никого не потревожить и никому не помешать.

Так раздражает быть неудобным, почему нельзя превратиться в таракана и учиться так? Вадим все равно больше не позволил бы себе открыть рот до конца занятий. Очень надо создавать еще больше шума, он итак прекрасно с этим справился. Если бы можно было общаться беззвучно – он вырвал бы себе голосовые связки, подарив их кому-нибудь, вроде парня, вошедшего перед ним. Таким как он явно нужно два набора, чтобы больше людей могли слышать их веселые истории. А Вадим справится и без них, есть в конце концов руки, можно освоить язык жестов, можно писать на бумаге, а можно и просто кивать, когда тебя о чем-то спрашивают. Вряд ли ему пришлось бы так уж много разговаривать, если даже сейчас с нормальными связками он уверенно идет к тому, чтобы начать общаться только кивками.

***

Первая пара уже подходила к концу, близился перерыв, а Вадим до сих пор думал о том, что можно сказать преподавателю, как извиниться за опоздание? Что он вообще думает про Вадима? Наверное, считает невоспитанным и сравнивает с другими студентами?

Вадим взглянул на листок блочной тетради, на котором собирался писать лекцию. Наверное, какой-нибудь поэт бы назвал его девственно чистым, если бы не закрученные в тонкие трубочки, мятые уголки листа. Хорошо, что Вадим не взял с собой обычную тетрадь, пришлось бы вырвать этот измученный листок, вырвать соседствующий с ним, возможно, отковырять скрепки, чтобы убрать все «безболезненно», ведь не может же он после оставить «пожеваную» тетрадь, будто так и надо?

Преподаватель продолжал что-то рассказывать, не обращая никакого внимания, записывает кто-то его слова или нет, но Вадим не мог убедить себя в том, что справится и без этого конспекта, что ему не нужны все лекции, чтобы сдать предмет. Вообще ничего не нужно, чтобы его сдать, но объяснить это самому себе, успокоить колотящееся о грудную клетку сердце, у него не выходило.

Вытирая вспотевшие ладони о штаны, Вадим собирался с силами, чтобы попросить одногруппницу дать ему конспекты после занятия. При мысли, что он дотронется до девушки потными, мокрыми руками, Вадиму становилось душно, горели уши и болела голова. Отвратительный день.

– Ты можешь потом дать мне переписать на перерыве? – заикаясь спросил Вадим.

– Да,