недостатки обернулись плюсами. Сестра тоже была высокой, но изящной, грациозной, с хорошей осанкой, как у балерины, с узким лицом и томными синими глазами, от которых парни обалдевали в первые же минуты. Вот кому повезло с внешностью, так это ей. А я — копия матери. Рыхловатый, невысокий, стыдно сказать, ботинки тридцать девятого размера, приходится покупать на два размера больше и в носы ботинок утяжелители запихивать. У женщин изящные маленькие ладони и ступни — высший класс, а у мужика это недостаток. Из-за ботинок с утяжелителями в носах походка у Иванова казалось странной, но он больше стеснялся маленьких ног, чем необычной походки. Что еще хорошего от матери досталось, так это ослепительно-белые зубы. Да, улыбка у меня красивая, говорят. Хоть это радует.

А, к черту. Что толку от белизны зубов, если они уже шататься начали. А мне ведь еще сорока нет…

Рабочий день закончился, и Иванов остался еще ненадолго в кабинете один. Ему нравилось затишье офиса, когда все сваливали по домам и можно было немного побыть в тишине, без болтовни, непрерывно зудящих телефонов, квакающей электронной почты, беготни в коридорах.

Дождавшись абсолютной тишины, он подошел к столу Зеллиса, постоял пару секунд, сомневаясь, потом резко открыл шкафчик и достал оттуда банку с арабикой. Банка была почти полная, и Иванов щедро сыпанул из нее кофе в свою кружку, заварил кипятком, заправил ложкой сахара с горкой и уселся обратно в свое кресло, закинув ноги на соседнее. Плевать, подумал он без раскаяния, не заметит. А если и заметит, ничего не скажет.

Не спеша выпил кофе, выключил комп, сдал кабинет под сигнализацию и поплелся на выход.

А на улице его ждал сюрприз — машины не было. Обалдело покрутив головой, Иванов заметил знак «Стоянка запрещена» и, длинно выругавшись, стал звонить в службу эвакуации. Так и есть — загребли. Теперь плати штраф, отпрашивайся у шефа, чтобы забрать тачку со штрафной стоянки, объясняй отцу, куда опять делись деньги, ври, выкручивайся, пытаясь купить на оставшиеся гроши любимые отцом колбаски и конфеты… Чтоб вас всех. Вот тебе и чудо. Провались оно все.

Вызвал такси. Пока ждал машину, стал накрапывать дождь, ледяной, с ветерком.

Сумерки обложили Иванова холодным компрессом, высасывая из тела тепло. Иванов заклацал зубами, морщась от боли в верхнем левом клыке, и, кутаясь в жиденький шарф, нервно позвонил таксисту. Услышав вялое «через минуту», ждал еще минут пятнадцать.

Усевшись в теплый салон, Иванов долго ежился, растирал окоченевшие руки, неодобрительно зыркал на толстого добродушного таксиста, медлительно выруливавшего на трассу. Пристегиваться не стал, назло водиле. Хотелось почему-то раздраконить этого мягкого губошлепа. Ишь, еле шевелится, не торопится. А ты стой и мерзни под дождем без зонта, пока он подъедет. На трассе Иванов закрыл глаза и задремал, как провалился.

Очнулся резко, от удара головой в лобовое стекло. Ах ты ж, мать-перемать, что такое?!

Оказалось, на трассе валялась мягкая игрушка, большая набивная кукла. Кто-то потерял, свалилась у кого-то с верхнего багажника, а автопилот принял ее за человека и резко затормозил. Таксист был пристегнут, а Иванов — нет, и заработал огромный желвак на лбу. А поделом тебе, пристегиваться надо было.

Чертыхаясь, растирая лоб руками, свирепо сопя в ответ на соболезнования таксиста, Иванов дождался, когда такси подрулит к дому. Вышел из машины, злобно хлопнув дверцей и пошел к подъезду, не оглядываясь. Даже если дверь перекосит, страховая компенсирует повреждение, от таксиста не убудет. Промокший под дождем костюм противно лип к телу, это раздражало. Заберусь сейчас в горячую ванну и плевать на расход воды, подумал Иванов с отчаянием. Могу я себя хоть иногда, хоть чем-то порадовать. Нет карьеры, нет молодости, нет семьи, нет перспектив, так хотя бы таз горячей воды для меня найдется, я вас спрашиваю? Я уже даже не прошу никаких чудес. Нет их и не будет во веки веков. Аминь.

…Господи, ну ведь должно же все-таки быть место чудесам в нашей жизни. Ну, хоть каким-то совпадениям хорошим, что ли. У других ведь случается иногда. В книгах там, в фильмах… Ты еще сказки на ночь почитай, с ядом сказал себе Иванов. Про Золушку. И кота в сапогах. Идиот.

Отец от ужина отказался. Видать, не дождавшись сына с работы вовремя, сам нашел в холодильнике что поесть. Ну и ладно.

Горячую ванну Иванов набирать не стал, разумеется, — дорого. Постоял пару минут под горячим душем, и будет с тебя, не барин.

В комнате отца бубнил телевизор, может, отец и спал, как всегда, под этот бубнеж, но Иванов не стал заходить и выключать телек. Пусть так. Облачившись после горячего душа в старенький махровый халат и натянув теплые носки, Иванов прошаркал в свою комнату и завалился в кровать.

Продать надо клетку, подумал он. Никогда я не куплю себе обезьянок, никогда. Не то что элитных, а даже простых, шерстяных. Не потяну. Корм, прививки, лицензия, налог, осмотры ветеринара каждые две недели, одежки, игрушки, и так далее. Не по Сеньке шапка. Тут отца и себя бы прокормить.

Читал где-то, что ученые, проводившие раскопки высоко в горах, сделали сенсационные выводы — лысые обезьянки, мол, когда-то были разумными, города строили, предметы искусства создавали и даже в космос летали. Только враки все это. Совершенно не приспособленные ведь к жизни существа — ни холода, ни жары, ни перепадов давления, ни радиации не выносят, да и размером они с ладонь всего. Ну какой там космос, шутите что ли. Декоративные тварюшки, судя по всему. Вывел их кто-то когда-то для забавы, а после Большой Катастрофы, десять миллионов лет назад, когда Нибиру приблизилась к Земле и стала вторым спутником, столкнув Луну с ее прежней орбиты, эти лысые обезьянки без хозяев одичали и вернулись в лоно природы, как смогли. Слабенькие, потешные, обычно ласковые, но порой впадающие в агрессию. Глупенькие, изнежненные твари. Стали видом на грани исчезновения, в природе почти не встречающимся, выживающим только в областях рядом с экватором… Космос они покоряли — враки все это, говорю вам. Когда Землю корежило от приближения Нибиру, континенты ходуном ходили, как пенка на поверхности горячего молока. Ничего не осталось с тех времен, только разве что высоко в горах, на Олимпе, на высоте двадцати километров находят что-то археологи — крохотные косточки, кусочки железа и стекляшек размером с палец. Все тогда перемололось в гигантском блендере космической катастрофы буквально в крошку.

А ведь я когда-то был неплохим альпинистом, вспомнил Иванов, даже на пятнадцатитысячник без кислородного аппарата мог подняться. Давно это было, двадцать лет назад…

Он встал и подошел к