историй не боялся, но мало ли что?

— …или чем вы там сейчас занимаетесь, — продолжала бабушка, уже снявшая верхнюю одежду. — Ну, чего дома-то сидеть?!

Ответа на этот вопрос у Сёмы не нашлось. Что дома, что на улице было одинаково скучно и, чего уж там, одиноко. Спорить с бабушкой не было смысла, так что он ещё раз вздохнул — на этот раз тихонько, но всё так же тоскливо — и поплёлся в прихожую натягивать курточку.

— Только далеко не отходи, — наставляла его бабушка. — Не дальше площадки.

— Лааадно, — протянул Сёма, будто делая одолжение, хотя на самом деле никуда больше и не собирался. — Я ненадолго.

Бабушка только покивала ему вслед и притворила дверь.

Сёма оказался прав: на улице и правда была холодрыга.

Едва выйдя наружу, он тут же оглянулся на дом — но не решился сразу же идти обратно. Потерев уже наверняка покрасневший нос, Сёма повыше подтянул шарфик и поплёлся на детскую площадку.

С городской она, конечно, не шла ни в какое сравнение. Если дома Сёма мог лазать по турникетам, кататься на горке в виде сказочного терема, качаться на деревянном богатырском коне и прыгать по пенькам к избушке на курьих ножках, то здесь…

Изо рта Сёмы вырвалось едва заметное облачко пара.

Ну, здесь площадка была маленькой, всего лишь какой-то пятачок. На нём уместилось немногое: песочница для малышей, металлическая качелька на двоих, один аттракцион-вертушка и пара обычных качелей — тех, на которых можно при желании сделать «солнышко». Чуть подальше, Сёма знал, можно было найти поле, которое использовали то под футбол, то под волейбол. Сейчас криков оттуда не доносилось, никто не играл.

Других детей вообще почти не было. Только на «вертушки» кружились двое мальчишек помладше, почти детсадовцы. Сёма посмотрел на них чуть свысока — ну вот о чём ему с ними разговаривать! — и прошёл мимо, плюхнулся на качель.

Раскачиваться сильно не хотелось. Он еле-еле оттолкнулся и поднял ноги повыше, чтобы не тормозить движение. Горизонт перед его глазами ушёл сначала вниз, потом — вверх.

Вниз-вверх, вниз-вверх. Сёма смотрел на линию неба, пока не закружилась голова, и лишь потом отвернулся. И с удивлением обнаружил, что за ним, стоя у самой качели, наблюдает незнакомая девчонка в натянутой до бровей шапке.

— Привет! — улыбнулась она, и Сёма заметил щербинку меж передних зубов.

— Привет, — ответил он скорее от растерянности, нежели из вежливости.

Эту девочку Сёма видел впервые, что странно: детей в деревне было немного, всех он так или иначе встречал. Может, она тоже приехала на время карантина? По возрасту подходила — на вид можно было дать лет девять-десять, как Сёме.

— Меня Люба зовут, — продолжала улыбаться она, совсем не смущённая тем, как внимательно Сёма её разглядывал. — А тебя как?

— Сёма, — так же растерянно представился он.

Её улыбка стала чуть шире.

— Хочешь, я тебя подтолкну?

— Что? — не понял Сёма, начиная сердиться на самого себя за заторможенность.

— Ну, подтолкну. Чтобы быстрее качаться. Так веселее!

И, не дожидаясь ответа, Люба обошла качель, встала за спиной Сёмы да как толкнула, что было мочи. А мочи, как оказалось, у Любы хватало: качель лихо поднялась вверх, земля опрокинулась, а Сёма аж пискнул — и тут же порадовался, что шарф скрадывал звуки.

— Эй, ты чего творишь?! — когда он в следующий раз открыл рот, Сёма звучал не испуганно, а возмущённо. — Нельзя ж так без предупреждения.

— Почему? — Люба вновь появилась в поле его зрения, склонила голову набок, как птичка. — Так же всегда интереснее.

Интереснее-то оно интереснее, но у Сёмы сердце в пятки ушло. По ощущением, так там и осталось: ноги почему-то ощущались как ватные, когда он упёрся ими в землю, заставляя качель замедлиться.

— Это невежливо! — не сразу придумал он довод. — Надо сначала спросить!

— Хорошо, — Люба пожала плечами. — Спрашиваю: хочешь, я на «вертушке» тебя раскручу? Сильно, я могу!

Кажется, она своей силищей очень гордилась. Сёма, в принципе мог её понять, хотя это и было странно: обычно девочки не раскручивали мальчишек, а наоборот — притворялись маленькими и хрупкими и заставляли себе помогать. Люба была другая.

— Так что? — нетерпеливо вскинула она брови.

— А может, давай вместе? — сам себе поражаясь, предложил Сёма. — Если хорошенько оттолкнуться, то мы и без помощь сможем…

— Давай! — Люба даже не дала договорить, тут же кинулась к аттракциону. На полпути обернулась. — Ну, ты идёшь? А то её сейчас опять кто-нибудь займёт!

Сёма не стал говорить, что занимать некому: детсадовцы куда-то ушли, других ребят рядом не наблюдалось. Вместо того, чтобы спорить, он сорвался с места и стремглав бросился за Любой. Она очень по-девчоночьи засмеялась и бросилась от него — то ли наутёк, то ли наперегонки.

Конечно, Люба успела первой. Не дожидаясь Сёмы, она запрыгнула на платформу — та тут же закрутилась будто со скоростью света. Люба заверещала, присела на корточки, держась за поручни. И если с любой другой девчонкой Сёма подумал, что та испугалась, то тут было очевидно: Люба просто в восторге.

— Чего стоишь? — прокричала она так, что слышала, наверное, даже бабушка. — Давай теперь запрыгивай!

И Сёма, не думая, разбежался и скакнул прямо на крутящийся аттракцион. Только вцепившись в поручень и завизжав вместе с Любой, он подумал: а что, если бы он промазал и на этот самый поручень животом напоролся?

— Эй, Сёма! — донеслось до него сквозь свистящий ветер в ушах.

— Чего?!

— А с тобой весело! Давай чаще вместе играть!

— Давай! — крикнул он в ответ и услышал, как Люба снова весело рассмеялась.

Оказалось, «давай» было её любимым словом. В тот день Сёма услышал его ещё много раз и на разный манер. Иногда «давай» означало «слабо» — например, когда Люба предложила вместе спрыгнуть с качелей и посмотреть, у кого получится дальше. Иногда «давай» было скорее вопросом — когда она предлагала что-то, сама не уверенная, что это получится. И совсем редко «давай» становилось согласием — когда это Сёма предлагал во что-то сыграть.

— В слова? — с сомнением переспросила Люба в последний раз, когда они, запыхавшиеся, бухнулись на скамейку рядом с песочницей. Несколько раз она с шумом вздохнула, будто пытаясь остановить заполошное сердце и кинуться в новую авантюру, но потом поняла: не выйдет так быстро. И махнула, — Давай!

— Качеля, — оглядевшись по сторонам, начал Сёма. — Тебе на «я».

— Пффф, — Люба закатила глаза, будто на «я» было очень, очень много самых разных слов. — Янтарь. Тебе на «р».

Сёма покосился на неё с уважением. Он думал, Люба скажет «яблоко», как и все. Но Люба как все