Аврам Дэвидсон

Церковь Святого Сатаны и Всех Демонов

— Вы уже видели это, Энгельберт? — спросил судья Бальтазаро Гампертс, развернув газету — одну из дюжины или двух, ежедневно поставляемых заботливыми владельцами кофейни “Коронованная голова“.

— Что это, „Вестник“? — не читал его сегодня.

Юрист, с наполовину фыркающим, наполовину хихикающим звуком, проговорил: — А вы знаете, что в американской провинции Фар-вест есть женщина — газетный редактор?

— Не знал и не удивляюсь.

— Неслыханная провинциальность. — Судья всосал кофе, покачал головой.

— Что там про это? — и про неё?

Судья Гампертс передал газету, быть может, в упрёк за стремление к лёгкому чтиву: — Она говорит, что тамошние фермеры должны взращивать поменьше кукурузы и побольше злости; фактически, так и говорит: «Взращивайте поменьше кукурузы и побольше злости»^[1] — как вы думаете, что это значит?

Доктор Энгельберт Эстерхази наблюдал, как официант с равной ловкостью наливает ему в чашку кипячённое молоко из одной посудины и горячий кофе — из другой: половина на половину. — Ну… подозреваю, что это призыв к вечно борющимся американским фермерам уделять меньше сил культивированию кукурузы, чтобы посвятить больше сил политико-экономической агитации. — Он заметил, что молоко образовало пенку, удовлетворённо кивнул. Официант ушёл. Эстерхази поднял чашку, вернулся к моменту, когда следовал за мыслью: — Кажется, припоминаю — что-то, связанное с железнодорожными тарифами. Наши железные дороги принадлежат Короне, но, поскольку никакой Короны в Америке нет, их железные дороги принадлежат тем, кого называют инвесторами. — Он наклонил голову и отхлебнул.

Судья Гампертс произнёс: — Ахаа!

— Что «ахаа!»?

И член Суда Второго Округа сказал, что, возможно, поэтому на американские железные дороги иногда отправлялось работать множество крестьян из Триединой Монархии. — Вот ведь странные типы. Подавай им свободную страну и всё тут. Как бишь их? Те странные малые, которым нельзя голосовать или идти на военную службу, ах да: меннониты. Уверен — уж они-то не занимаются политико-экономической агитацией. У них, в Америке, есть все виды различных религий, Энгельберт. Факт. Почитайте это в „Вестнике“. Все частные, да: как и их железные дороги. Все равны, да, знаете ли. Факт. Никакой официальной церкви и никаких Конкордатов, знаете ли. И, как видно, женщины могут быть редакторами, да. Ну, они могут там голосовать, знаете ли, в провинции Фар-вест. — Он ещё раз отхлебнул, облизал усы. — Не-слы-хан-но, — произнёс он.

Тем же утром поздней весны, граф Владек, Министр Религий Скифии-Паннонии-Трансбалкании, раскладывал пасьянс на своём инкрустированном эбеновом столе, когда тихий двойной стук, сопровождаемый столь же тихим покашливанием, возвестил о появлении Брно, Главного секретаря Министерства.

— Войдите, Достойнейший Служитель, — пригласил Министр, его брови слегка поднялись в удивлении. Брно, сторонник этикета во всех его самых старинных формах, как правило не посещал своего начальника, не отправив прежде сообщения, начинающегося с "Досточтимейший и Благороднорождённый" и завершающегося "Припадаю к вашим ногам" и так далее. В связи с этим граф Владек не просто оторвался от карт, он вовсе их отбросил.

Вошёл Брно, высокий, тонкий, одетый в чёрное, восково-бледный: безупречный чиновник, ступавший почти на цыпочках. Поджав губы он положил на стол Министра документ, озаглавленный очень крупным шрифтом на готском, глаголицком и латинском алфавитах, как "Разрешение На Официальное Признание Тайного Вероисповедания, Описанного Ниже". Граф Владек определённо не вздрогнул, определённо не состроил гримасу, конечно же, он не скрипнул зубами: но его зубы сомкнулись с заметным щелчком. И Брно, с неким выражением, сочетавшим удовлетворение и уныние, заявил: — Именно так, Достойнейший и Благороднорождённый господин министр и граф.

Если тайное вероисповедание (описанное ниже) было конгрегацией Святой Православной церкви, не возникло бы необходимости обращаться с таким разрешением в Министерство Религий, подобные вопросы относились исключительно к Митрополии Паннонии и Скифии и/или Священному Синоду Трансбалкании. Если же это был римско-католический или греко-католический вопрос, предварительную документацию вручили бы Папскому Делегату с рассмотрения и согласия Примаса Паннонии, Этнарха Скифии или византийского Экзиларха Балкании. А поскольку граф Владек не удостоился ни предварительного визита Главного Раввина, ни шкатулки с мускусом от Великого Ходжи, ясно, что ни недавно запланированная синагога, ни мечеть тоже ни причём.

Более того — и, достигнув этого пункта своих размышлений, Министр Религий вздохнул и потянулся к табакерке — более того: если бы это был просто вопрос конгрегации новолютеранской или реформатской церкви, не только Брно не явился бы проконсультироваться с графом Владеком, но и Региональный секретарь Министерства не потрудился бы обращать внимание Брно на этот вопрос.

Всё это складывалось в перспективу ещё одного Евангелического Неортодоксального Движения. И, кроме этого пункта, ничего больше не было известно.

Когда такое произошло в прошлый раз, в Прибалкании вспыхнуло восстание, византийские делегаты в парламенте проголосовали против Бюджета, гиперборейцы отказались платить свой подушный налог, а Папский Делегат, монсеньор Пиноккио, ссылаясь на серьёзное недомогание, отменил собрания, проводимые дважды в месяц, на которых он и граф Владек (плюс фельдмаршал Дракула-Хуньяди и профессор Плоц с медицинского факультета) играли в покер — игру, которой монсеньор Пиноккио научился, будучи приходским священником в Бруклине, провинциальном городке на Большом Острове в американской провинции Нев-Джорк.

Конечно, всё это очень тревожно.

Граф Владек уныло втянул понюшку.

— Что на сей раз, Брно? — вопросил он со вздохом и сопением. — Дважды-Потомственные-В-Духе Предестринарианские Баптисты? Или Антиномисты Седьмого Дня?

Брно молча указал на строчку, гласящую: НАЗВАНИЕ ТАЙНОГО ВЕРОИСПОВЕДАНИЯ, КОТОРОМУ ТРЕБУЕТСЯ ОФИЦИАЛЬНОЕ ПРИЗНАНИЕ и где чётким и разборчивым почерком, не выдававшим ни одного из чувств, которые мог испытывать переписывающий клерк, было выведено: Церковь Святого Сатаны и Всех Демонов.

Молчание нарушил всего лишь Брно, но граф всё равно судорожно дёрнулся. — Это прошение, — произнёс секретарь, так же тихо, как обычно, — подписано требуемыми Девятнадцатью Добропорядочными и Верноподданными Лицами, все из которых зарегистрированы