груде камней лежащую ничком молодую женщину в традиционной для этих мест одежде. Видимо, во время обстрела она находилась в постройке или рядом с ней, и её отбросило взрывом. Фактически женщина полулежала животом и телом на камнях, в сторону сада, руки вытянуты вдоль тела, ноги полусогнуты в коленях, бедра и приподнятый зад обращены к Лёне. Поза её была безумно, бесконечно влекущей. Лицо женщины повернуто к Лёне, глаза закрыты, в щёлке приоткрытого рта виднелись белые ровные зубы. Лёня мгновенно и жадно рассмотрел её всю – яркую, безумно красивую дикой, первозданной красотой: чёрные вьющиеся волосы, белую кожу щёк, покрытую ярким румянцем, черные брови, полные сочные губы. Видимых повреждений на ней небыло заметно. Вероятно, контуженная взрывом, она находилась в беспамятстве. "Тинто Брасс бы охуел навсегда!", – подумал Лёня остатками разума. Юбки её задрались, открыв белые пышные, прекрасной лепки ягодицы с укромно темнеющим анусом и маленькими волосками вокруг него, слегка раскинутые полные ноги приоткрывали поросшее темным кудрявым волосом лоно, темные редкие волоски на ногах ничуть не умаляли её привлекательности, скорее даже наоборот, ещё сильнее влекли к ней. Лёня мгновенно и ошеломляюще ощутил могучее, всепобеждающее, не поддающуюся никакому контролю страсть. И так уже до предела обострённые, его органы чувств пришли в неистовство: зрение, обоняние, слух стали просто звериными. Он стоял, подобно оборотню – вервольфу, вслушиваясь в её прерывистое дыхание, в её постанывания, горловые с хрипами, подобными тихому рычанию, чуя сразу весь её запах: тела, волос, лона, подмышек, ануса, запах предельно возбуждённой самки. Одежда её уже не была для него препятствием, он видел и чуял её всю, каждую мельчайшую деталь её тела, ему казалось, что он видит её даже изнутри: её неистовое желание соития, жажду самца, первобытную, без всяких условностей и преград. Всё её тело, казалось, раскрывалось, распахивалось как огромная, влажная, зовущая, горячая воронка плоти, оно пылало, оно жаждало отдаться дикому зверю! Женщина, как будто почуяв Лёнино присутствие, задышала ещё чаще и судорожней, стоны стали громче, движения таза, бёдер сильнее, при этом лоно её, сочащееся соком желания приоткрылось, увлажнённое, вокруг него влажно заблестела нежная кожа внутренней поверхности бедер. И запах, запах усилился и Лёня, почуяв это, совсем обезумел от страсти, он возжелал эту самку так, как никогда и никого не желал даже в юности, он забыл всё что было до этого момента, кто он и что он, зачем он здесь! Цивилизация, знания, культура, учёность, этика, мораль всё мгновенно исчезло, испарилось в никуда, кануло в бездну. Возле пахнущих порохом руин беседки, среди первозданной тропической растительности стоял дикий во всех смыслах пещерный человек, одержимый всепобеждающей страстью к жаждущей его самке. Мгновение, и, отбросив автомат, сдирая с себя одежду, рыча от страсти, он кинулся к самке, неистовый и неостановимый! Глаза его устремлены на женщину и видят только её ягодицы, бедра и вожделенное жаркое лоно, его ноздри расширились, он упивается её запахами, всё его существо сейчас, вся его сила, его энергия сосредоточены в головке его члена, напряжённого так, что, кажется, с потоком спермы он выплеснется в неё весь до последней клетки своего организма. Ничего и никого больше нет, только он и она.

Но что это, кто это посмел встать на его пути!? Мужская фигура в камуфляже, безоружная, вынырнувшая мгновением раньше из кустов с другой стороны руин, уже рядом с женщиной и намерения его очевидны! Хаос мыслей заметался в оставленном разумом мозгу Лёни: "Похож на Веню! Веня!? Веня здесь, сейчас, у меня на пути!? Почему, зачем!? Нет, нет! Он мешает, пусть уходит, пусть уйдёт сам!" Ярость мгновенно проснулась в Лёне, бешенство, неконтролируемое, неостановимое поднялось в нём волной цунами, окончательно отключив разум!

–Уходи, – рычит Лёня, – уходи нахуй! Вали отсюда!!

Но Веня не чувствует, не слышит его, он так же одержим. Лёня, рыча как дикий зверь, хватает Веню за одежду, волосы, срывая его с женщины. Веня, полуобернувшись, не взглядывая даже на Лёню, не узнавая, в расширенных зрачках, в глазах его безумие, страсть, вожделение, отталкивает и отталкивает Лёню, отрывая от себя его руки. Камуфляж Вени распахнут, брюки спущены, член выпирает под острым углом, почти упираясь в живот. "Отвали, – рычит Веня, – уйди нахуй, убью, блядь, сука!"

В глубине помутившегося от страсти сознания Лёни слабо брезжит: "Это же Веня, друг, друг детства, это же Веня…" Но первобытный, древний, беспощадный закон уже вступил в свои права и полностью подчинил и руководит Лёней: "Выживает сильнейший, самый жестокий и безжалостный". Левая Лёнина рука перехватывает левую руку Вени, пытающегося, рыча, оттолкнуть Лёню, а правая автоматически выхватывает из ножен на правом бедре "Гюрзу" и можным ударом под левую лопатку пробивает сердце друга детства Вени. Два судорожных всхлипа – и всё кончено. Окровавленный нож отработанным движением отправлен в ножны. Теплый труп Вени двумя руками могучим рывком заброшен в кусты за руинами как мешок…

И вот оно вожделенное тело, препятствий нет, уже ничто и никто не остановит Лёню – жестокого и могучего самца!

Жадно, продлевая наслаждение предвкушения, обнюхав женщину, впитывая её запах, Лёня, сжав пальцами с силой и раздвинув ягодицы, со стоном вошёл в неё сзади, заполнив её всю и ощутив, как она приняла его всего, жадно захватив в свой невыносимо сладкий плен, застонав влекуще. Сильно и мощно двигаясь, он чувствовал каждой клеткой своего тела её горячую, влажную глубину. Она стонала и стонала, принимая его, подаваясь ему навстречу, и первый раз он извергнулся очень быстро, рыча и долго содрогаясь, но ничуть не опал, наоборот, силы его только прибывали. Лёня продолжал двигаться всё также мощно, как будто он весь стал только членом, как будто желая полностью вбиться в неё, остаться в ней, раствориться, а она принимала и принимала его так, как будто рожала наоборот, затягивая в себя, как плод, как ребёнка. Как же она стонала, как пахла, как пах её пот, её лоно, её дыхание! Он легко, как невесомую, перенес её с камней на траву, положив на спину, овладевая вновь и вновь, не могуще никак насытиться, напиться ей до конца. Он вдыхал и вдыхал её запах, пил и пил её дыхание, впивался в её губы, целовал, сосал, кусал их, лизал лицо, кусал темный пушок над верхней губой, мочки ушей, хватал и тянул её волосы, целовал, кусал горло, шею, тёрся об неё всем своим телом, опять лизал, кусал, щипал, жестоко, сильно, сжимал, не сдерживаясь нисколько, её ягодицы, лобок, грудь, засовывал пальцы ей в лоно, в анус, в рот, не выходя из неё, не опадая, и