уйти сегодня раньше первого с работы. Она их ему объяснила. Первый секретарь вник в ее заботы и разрешил уйти раньше его.

Кто-то должен был подменить в приемной, ушедшую домой секретаршу. На ее место сел Сорокин – заместитель заведующего орготделом. В сложной работе первого секретаря не должно выпасть ни одно звено – обком должен функционировать круглые сутки, и по ночам, и по праздникам. Теперь Сорокин решал текущие вопросы по телефону или устно, с входившими в приемную работниками обкома. Заместитель орготдела был пожилым человеком, лет за пятьдесят, с усталым, вечно озабоченным лицом типичного партийного функционера, которому за десятки лет политической работы все надоело – сама работа и особенно суета вокруг нее. Но без приказа он не имеет права покинуть свой пост и должен находиться здесь до тех пор, пока здесь же находится первый – потребуется, всю ночь, целые сутки и даже более. Семерчук хорошо знал Сорокина и осторожно спросил его:

– Григорий Иванович! Долго они там еще будут?

Семерчук имел ввиду заседавших в кабинете первого.

– Не знаю. – Равнодушно ответил Сорокин. – У него секретари городских райкомов и секретари крупных заводов. Снова пришла пора перемен. Сложно все… – И он глубоко зевнул.

– Знаю, что у него секретари райкомов. – Ответил Роман. – Успеет ли он меня принять?

– Примет, раз назначил прием. – Успокоил его Сорокин. – Не волнуйтесь. Место заведующего отделом будет за вами. Конкурентов у вас нет. Тем более, сейчас требуют выдвигать молодых. А у вас все это есть. Прежде всего, я имею в виду молодость. Есть и опыт… Так, что не беспокойтесь, Роман Богданович. Подождите еще несколько минут, и ваша звезда сама упадет к вашим ногам. – Он, как показалось Роману, ехидно улыбнулся.

«Да, в отношении меня, ты прав. А тебе уже не светит повышение – возраст! – Подумал Роман, внутренне обиженный участливыми, но подковыристыми словами Сорокина. – Ты за всю жизнь не добился того, чего я могу достигнуть сейчас. Не попал в нужную обойму должностей. Так заканчивай жизнь инструктором!» – Презрительно подумал он о Сорокине, а вслух ответил:

– Спасибо, Григорий Иванович, за поддержку. Но я все-таки волнуюсь. Сами понимаете?

Но Сорокин его не слушал, только кивнул головой и углубился в чтение бумаг, лежащих на столе. Заходили в приемную работники обкома, спрашивали о пустяках и, убедившись, что первый еще здесь, со вздохом разочарования о потерянном вечере, отправлялись обратно в свои кабинеты. Уходить было нельзя, – вдруг потребуются еще кому-то из старших руководителей. Закон партии железный – работать без ограничений рабочего дня, а когда на месте первый, присутствовать на рабочем месте до его ухода.

Прошел еще час. Семерчук не выходил из приемной, ждал, изредка перекидываясь словами с Сорокиным и обкомовцами, заглядывающими на секунду в приемную, все с тем же вопросом, ставшим проблемой – первый еще здесь? Наконец, около восьми вечера, из дверей первого секретаря начали выходить совещавшиеся. Через полчаса вышел последний из них и в селекторе раздался голос первого:

– Семерчук здесь?

– Да. – Коротко ответил Сорокин.

– Пусть зайдет. – И селектор смолк.

Сорокин молча кивнул Роману – заходи, наступила твоя очередь. Семерчук, почувствовал, как от волнения стали потными спина и ладони и, с неожиданно оробевшей душой, шагнул к тяжелой двери, – а вроде был готов к встрече с первым, но вот все равно трусливо разволновался. По мягкой ковровой дорожке, с замеревшей робостью в груди, он прошел по мягкому ковру всю длинную комнату, к сидевшему в конце кабинета, первому секретарю обкома партии. Тот устало приподнявшись, протянул Роману руку, приветствуя его самокритичными словами:

– Прошу вас извинить меня, что поздно принимаю. Но, сами видите, дел невпроворот.

Павел Трифонович Столяренко – первый секретарь обкома, слыл среди своих работников огромным демократом и доступнейшим для всех человеком. Он действительно был предан своей работе. Бывало так, что больной и простуженный, с повышенной температурой, не отнимая от сопливого носа мокрый платочек, проводил совещания, не позволяя себе болеть, показывая, тем самым, пример мужественного отношения к партийной работе своим подчиненным. Другие партийцы брали с него пример и тоже приходили на работу больными, не обращая внимания на свое здоровье. И только тогда, когда болезнь окончательно укладывала партийного работника в домашнюю постель или на больничную койку в лечсанупре, то это считалось настоящей болезнью. В этом случае, Столяренко звонил заболевшему коллеге, интересовался состоянием здоровья, помогал доставать дефицитные лекарства, оказывал материальную помощь деньгами за счет обкома, организовывал доставку редких, но нужных продуктов питания для больного и его семьи. Правда, помогал он так, в основном, секретарям обкома и заведующим отделами, но если возникала острая необходимость, то помогал и инструкторам, и даже обслуживающему персоналу обкома. Но такая выборочная забота была всем понятна, – в обкоме работает около тысячи человек, и за всеми первый уследить не может. Но всем все равно было приятно, что непосредственно ими руководит, в высшей степени, отзывчивый и добросердечный человек, тонко чувствующий народные нужды. Обкомовцы чтили и уважали Павла Трифоновича – принципиальный и честный человек, трудяга, готов выслушать любого партийца и немедленно оказать необходимую помощь. Вот и сейчас, несмотря на огромную усталость, позднее время, он все-таки принял своего молодого подчиненного.

– Садитесь, Роман Богданович.

Семерчук сел в кресло, наискосок от места первого и устремил в него вопрошающий взор. Столяренко раскрыл папку его личного дела, на что указывала фамилия – Семерчук Р.Б., отпечатанная на машинке и, наклеенная на обложку, углубился в чтение. Он несколько раз пролистал отдельные страницы: с личным учетным листком, характеристиками, рекомендациями, написанными на него в разное время. Они были безупречными, и это прекрасно знал Роман, но, тем не менее, от напряженного волнения у него пересохло во рту. Наконец, Столяренко оторвавшись от чтения, поднял на него усталые глаза и медленно, чтобы была заметна подчиненному его усталость, произнес:

– Характеристики у вас положительные… Это важно для вашего будущего. Мы хотим вас поставить на ответственную должность – заведующего отделом агитации и пропаганды. Сейчас это самый важный участок работы. Он всегда считался важным, а сейчас его роль и эффективность должны возрасти в десятки раз. – Первый устало откинулся на спинку кресла и, полузакрыв глаза, продолжил. – Сами все прекрасно понимаете, Роман