немцам процветающей российской компании? Думал ли, какие перемены вносит в жизни своих работников? Сомневаюсь. Если всем плевать, почему ему нет? Так или иначе он нас продал.

И теперь нам предстоит узнать, есть ли жизнь после поглощения. В желудке у настоящей акулы.

Глава 2 За немцев-освободителей!

Январь 2019 года

— Да здравствует, мать ее, свобода, — хмуро сказал я.

— Не ссы, господин директор, — Вадим залпом допил коньяк из бокала. — Немцы все выплатят как миленькие. И оклады за три месяца, и все бонусы, какие положены. Можно невозбранно чиллить до посинения, телефон выключить… Да хоть выкинуть телефон этот долбанный, чтобы ни одна сука не доставала. Давно в Тай охота махнуть, и без обратного билета…

— Да чего там делать? — я плеснул Вадиму коньяка. — Три раза мотался, и как-то не тянет на четвертый заход. За две недели все эти пляжи и экскурсии начинаешь уже в гробу видеть.

— Экскурсии… — Вадим усмехнулся. — Шляпа ты, господин генеральный директор. Что ты вообще там видел, кроме отелей, шлюх и переполненных пляжей? В Тае байк надо брать — и вперед, через всю страну. Горы, сплавы, дайвинг, острова дикие… Бэкпекеры — нормальные ребята, а уж девки и вовсе огонь.

Вообще-то Вадим, в отличие от меня, вполне мог сохранить работу и под немцами. Обычно при поглощении меняют только генерального, а начальников отделов не трогают. Но, видимо, из солидарности со мной он говорил о своем увольнении как о деле решенном.

— Горы, дайвинг… не добрался я до этого. С этой работой так затрахаешься, что можешь только упасть в шезлонг кверху пузом, как дохлая рыба. Погоди, тебе бухать-то можно? Ты не на антидепрессантах разве?

— Неделю как слез! — Вадим залихватски тряхнул цветными дредами. — Хватит с меня этого дерьма. А вот ты жить-то и не начинал толком, Олежка. Сейчас из немцев отступные выцарапаем, ты выдохни и задай себе вопрос: чего от жизни хочешь на самом-то деле? А немцы пусть сами с протасовскими закидонами разбираются, — Вадим подмигнул. — Жаль, не увижу я ихние морды, когда он притащится в офис на третий день к обеду!

Я вздохнул. Протасов был одновременно и основным козырем «Натива», и главным геморроем. И если на демонстративные нарушения трудовой дисциплины в общем-то можно наплевать, то его необязательность становилась все более серьезной проблемой. Запуск новой версии алгоритма переносили уже дважды. Команду Протасов собрал под себя, программисты едва не молились на него, потому выяснить правду о причинах задержки не смогла бы и испанская инквизиция. Все как один твердили про объективные проблемы — и снова утыкались в «Контр Страйк».

Однажды мы попробовали набрать новую команду для параллельного проекта. Протасов две недели не выходил на работу, даже ради приличия не взяв больничный. Потом у новичков вдруг умер сервер. От греха подальше уволили их всех, благо испытательный срок еще не закончился.

— Да уж, эпическая будет битва: немцы против Протасова! — я криво ухмыльнулся. — Хотя вопрос еще, насколько они немцы… Я начальника их российского офиса гугланул. Наш мудила, отечественный. Недоолигарх из девяностых. Евроулыбочка на тридцать два зуба, а в глаза заглянешь, даже на фотке — и хочется на другой стороне шарика оказаться! Этот Протасова сожрет и не подавится. Станет наш гений как миленький пахать с девяти и до шести вместе со своими долбоклюями, а в сортир отпрашиваться служебной запиской.

— Да, я тоже их погуглил. На сайте — сплошь евроценности, плюнуть некуда. Клиентоориентированность, инновации, инклюзивность, эта, как ее, диверсити… диверсия? Не, по-другому как-то переводится.

— Разнообразие.

— Видовое разнообразие, ага, — Вадим символически плеснул коньяка в мой бокал и от души — в свой. — Вот только наверху пищевой цепочки — наши упыри, так что диверсия еще та… Впрочем, нам-то чего? Ты же давно ноешь, как тебе осточертел «Натив», да и мы все до кучи. Чего теперь не рад? Свобода, амиго!

Я пожал плечами. «Натив» и правда был для меня как чемодан без ручки. Став генеральным, я досрочно закрыл ипотеку на свою двушку и успел прикупить по случаю еще одну квартирку, просто потому, что контрагент предложил льготную рассрочку. Но даже если ее не продавать, денег отложено на год-другой безбедной жизни. Работу я не любил, и лишь знание, что можно в любой момент уволиться, делало ее вполне выносимой. Вот только жизнь вне работы шла не намного веселее. С Катькой мы уже четыре года как разбежались, ребенка так и не завели… С тех пор я сменил пятерых женщин, и каждая следующая задерживалась меньше, чем предыдущая. Интересовало их, ясен пень, в основном мое материальное положение — на героя любовного романа я никак не тянул; но могли бы хоть пытаться скрывать это, что ли… Впрочем, бабы, чего с них взять. Хуже, что то же относилось и к приятелям. Кто попроще — просил денег сразу и без затей, это было еще ничего. Другие месяцами названивали, приглашали в кабак или на дачу, интересовались моими делами — и всё с той же целью. В итоге я аккуратно свернул общение со всеми, включая тех двоих, кто денег пока не попросил. Лучше так, чем ждать, когда все-таки попросят.

Вадим был единственным человеком, которого я теперь мог бы назвать своим другом. Хотя, конечно, когда нас перестанет связывать работа, то и общение, скорее всего, сойдет на нет.

Вадим поднял бокал:

— За немцев-освободителей!

Я кисло улыбнулся и пригубил коньяк. В дверь постучали.

— Открыто! — Вадим пьяновато хохотнул. — «Натив» отдан на поток и разграбление! Заходи кто хочешь, бери чего хочешь!

Каннибаловна вошла с необычной для нее робостью, прижимая к объемистой груди одинокий лист офисной бумаги.

— Извините, что поздно, Олег Витальевич… Вы отдыхаете уже, а я тут… Мне одну подпись, девчонки ждут, чтобы оформить.

— Да вы присаживайтесь… Вадь, будь другом, достань бокал еще, ты ближе сидишь… в шкафу, на второй полке. Выпейте с нами, Анна Ганнибаловна. Не оставлять же врагу такой коньяк! А домой тащить неохота, мне-то без надобности…

Весь офис знал, что я почти не пью — так, наливаю себе символически для компании. Не от моральных принципов, просто мой организм оказался правильнее меня и алкоголь не принимал. От второй рюмки начинала раскалываться голова, от третьей меня выворачивало, причем паленая водяра и элитный вискарь действовали одинаково. Возможно, если бы я прибухивал, как почти все мои знакомые, то ко многим