«Меридиан» и другие пьесы

ДРАМАТУРГИЯ ЯНА СОЛОВИЧА

Ян Солович работает плодотворно: из-под его пера вышло свыше двадцати пьес для театра, телевидения и радио. Пьесы Соловича с неизменным успехом играются на сценах Чехословакии и других стран. В СССР поставлены комедии «Загадочный нищий» и «Кошмарная ситуация, или Сор из избы»^[1]. Постановка «Загадочного нищего» московским театром имени Ермоловой вызвала живой интерес публики и была широко отмечена театральной критикой. С той поры, с 1970 года, произведения талантливого словацкого драматурга привлекают внимание не только советского зрителя, но и читателя, ибо драмы и комедии Яна Соловича печатались в наших изданиях.

Объяснить популярность пьес этого драматурга нетрудно: свой талант он обращает к делам и заботам, которыми живет современный человек. С пристальностью исследователя Солович всматривается в яркий, быстро меняющийся лик современности. Находит животрепещущие проблемы и отзывается на них словом художника.

В этом смысле весьма показательна трилогия «Меридиан», «Серебряный «ягуар» и «Золотой дождь». В поле зрения автора семья рабочего, машиниста Томаша Бенедика. Глава семьи — достойный человек, ветеран партизанской войны против гитлеровцев и герой труда. В финале пьесы «Меридиан», первой в трилогии, его жизнь обрывается. Однако же на событиях двух следующих частей трилогии сказывается заложенное Томашем — его жизнь как бы продолжается в судьбе его младшего сына Мики. Характеры братьев Бенедиков, Ильи и Мики, несут в себе современнейшие черты. Конфликт между сыновьями Томаша интересен сегодня зрителям и читателям всех поколений. Это конфликт высокой идейности, самоотверженного служения обществу — и мещанского эгоизма.

Зная драматургию Яна Соловича, можно с уверенностью говорить о своеобразии этого автора. Он строит сюжет с остротой, доходящей до парадоксальности. Причем сознательно уходит от разветвленности, многослойности; фабульное начало строго ограничивает одной главенствующей линией, ограничивает для того, чтобы глубже эту единственную линию развить. Светлый, мягкий юмор окрашивает в пьесах самые драматические ситуации, и в юмористической подсветке они обретают еще большую достоверность.

Во всем своем творчестве драматург остается верен благородному принципу: он черпает материал из жизни и пишет, вторгаясь в жизнь, чтобы сделать ее лучше.

Ян Солович — заслуженный писатель ЧССР, лауреат Государственной премии ЧССР имени Готвальда. Много сил отдает общественной работе: он — член президиума и председатель Комиссии по вопросам культуры и просвещения Словацкого Национального Совета, первый секретарь правления Союза словацких писателей. Общественная деятельность вдохновляет его, сообщает его таланту высокую целеустремленность.

Знакомство с драматургом Яном Соловичем доставляет истинную радость — радость общения с наблюдательным и тонким выразителем дум и чаяний словацкого народа.

Афанасий Салынский

МЕРИДИАН Пьеса в четырех действиях

Перевод Л. Васильевой

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Т о м а ш  Б е н е д и к.

Э в а, его жена.

И л ь я }

М и к у л а ш (М и к и) } их сыновья.

М а г д а, одноклассница Микулаша.

П е т е р  Г а й н о ш, врач.

Действие происходит в наши дни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Пятница. Жаркий летний вечер. Гостиная типовой двухкомнатной квартиры на пятом этаже панельного дома в новом районе города на юге Словакии. За окнами видны провода железной дороги, по которой время от времени с шумом проносятся электропоезда.

Явление первое

Т о м а ш

Пронзительный гудок электропоезда. Т о м а ш  открывает дверь в квартиру, входит, снимает фуражку железнодорожника и форменный пиджак, распахивает окно и проверяет по часам, вовремя ли прошел экспресс «Меридиан». Экспресс промчался точно по расписанию, Томаш убеждается в этом, глядя на часы, которые он держит на ладони, но его рано постаревшее лицо сохраняет прежнее озабоченное выражение. Что-то — может быть, усталость, а может, нездоровье — заставляет Томаша отойти от раскрытого окна и сесть на заваленную многочисленными подушечками тахту. Томаш пытается расстегнуть пуговицы на пропотевшей рубашке, но пальцы его не слушаются, он ложится. Тишину нарушают лишь детские голоса, доносящиеся откуда-то из глубины двора, да гудение лифта. Слышно, как он останавливается. Хлопает дверь.

Явление второе

Томаш и  Э в а

Э в а (входит с полными авоськами). Ты уже дома? Что так рано? Господи, ну и жарища сегодня. Я думала, меня удар хватит за этой кассой, но нашему заву хоть кол на голове теши — делает вид, что ничего не слышит, а я ведь с мая прошу, чтобы поставили вентиляторы. Такой магазин — и без вентиляторов. А нашему заву наплевать! Когда ему жарко, он к себе на склад забирается, а ученицы еще и пивко ему открывают… Больно его интересует какая-то кассирша. Пусть себе вкалывает восемь часов на солнцепеке. Ему — хоть бы хны… Да… погляди-ка, Томаш. (Достает из сетки бутылку.) Мы получили новый чай, в бутылках. (Она еще не обратила внимания, что муж плохо себя чувствует.) Представляешь, расхватали за полчаса. Говорят, в нем нет этого, ну, как его… в общем, того, что в кофе называется кофеин, а в чае — как-то иначе. И кто-то придумал, будто этот чай помогает от рака. За полчаса триста бутылок как корова языком слизнула. Господи, скажи людям, что динамит — средство от старости, так ведь и его раскупят. А Илья прошлый раз говорил, что в Братиславе этот чай уже давно продается, им все магазины завалены, и никто на него даже не смотрит… Томаш! Что же там с нашим мальчиком? Он ведь давно не приезжал и даже не пишет. Господи! У меня дурное предчувствие. Может, съездим к нему? Завтра после обеда? Или в воскресенье? (Эва только сейчас заметила, что муж ей не отвечает. Она подходит к тахте и склоняется над Томашем.) Томаш! Боже мой! Что с тобой?

Т о м а ш. Открой окно.

Э в а. Ведь оно же открыто!

Т о м а ш. Душно.

Э в а. Душно?

Т о м а ш. Ужасно.

Э в а. Что с тобой? Что у тебя болит? Ты побледнел… И руки холодные — в такую жару!

Т о м а ш. Ты не принесла каких-нибудь таблеток?

Э в а. Каких? Что ты говоришь?

Т о м а ш. Мне бы…

Э в а. Что? Вызвать неотложку?

Т о м а ш. Не надо.

Э в а. Как это не надо.