Литвек - электронная библиотека >> Изи Харик >> Поэзия >> Избранные стихи

Изи Харик (1898–1937) Избранные стихи


Избранные стихи. Иллюстрация № 1 Изи Харик прожил всего 39 лет. Его постигла злая участь тысяч ни в чем неповинных соотечественников, уничтоженных в годы сталинских репрессий.

Он был поэтом, воистину рожденным революцией. В 1919 году Изи Харик добровольно вступил в Красную Армию, участвовал в гражданской войне. Затем учился в Высшем литературном институте, закончил еврейское отделение педагогического факультета 2-го Московского госуниверситета. Переехав в Минск, работал редактором еврейского журнала «Штерн» («Звезда»), был членом президиумов союзов писателей СССР и БССР.

Литературную деятельность Изи Харик начал в 1920 году. В течение последующих 16 лет отдельными изданиями в Минске, Москве и Киеве вышло более десяти книг поэта на еврейском языке. Его очерки и статьи печатались также в различных белорусскоязычных изданиях, он переводил на еврейский язык произведения Якуба Коласа и Михася Чарота.

Изи Харику уже тогда принадлежало одно из ведущих мест в еврейской советской литературе. Его сочинения становились хрестоматийными, их изучали в еврейских школах и училищах. Стихи Изи Харика переводили Андрей Александрович, Петрусь Бровка, Змитрок Бядуля, Алесь Дудар, Аркадий Кулешов, Максим Танк и многие другие известные поэты. Казалось, впереди — целая жизнь… Но судьба распорядилась иначе.

В сентябре 1937 года Изи Харик был арестован, а спустя полтора месяца Военная коллегия Верховного суда СССР подписала ему смертный приговор.

Виктор Куклов

ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ЯНВАРЯ

Не смирение перед слепою судьбой,
Не бессилье никчемной молитвы:
Это боль, а не крик,
Это клич боевой
На просторе неслыханной битвы.
И встречает январь двадцать первую ночь
Континентами в траурной ленте…
Мы не в силах суровую явь превозмочь —
Пусть живет в неоглядной легенде…
Ночь пройдет, день пройдет, и столетья пройдут,
И пройдут чередой поколения,
Но и те, что за нами в грядущем грядут,
Но и те не забудут Ленина!
1924
Перевод Г. Абрамова

МИНСКИЕ БОЛОТА

(Из поэмы)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

У каждой улицы есть выводок домишек,
Забрызганных дождем сгрудившихся овец.
Минск о дремоте их не помнит и не слышит, —
Там в центре царствует торговец и делец.
Жилая теснота и ржавых стоков слякоть,
Каморок и дворов окраинных тепло.
Здесь людям суждено терпеть и горько плакать.
Детей на ранний страх здесь горе обрекло.
Ни сада, ни травы они не заслужили.
На ямах выгребных играют голыши.
У каждого кулак растет, — он сух и жилист,
И чье-нибудь окно он выбьет, — не спеши!
И злость когда-нибудь через сознанье брызнет,
И по стеклу ножом как резанет тоска…
Но дети не спешат. Одна печаль в их жизни —
Копаться в мусоре и строить из песка.
У каждого жилья свой тихий говорок —
Машинка швейная, рубанок, молоток.
Машинки маленькие, слаб их голосочек.
А люди спину гнут с утра до поздней ночи.
А все теснее жить. А все скучней терпеть, —
В натопленной каморке злую песню петь.
За шилом, за сверлом, рубанком иль стамеской
Затягивают в лад, подхватывают резко.
И-и-их, до свиданья, Броня!
Пошла уже посадка, поезд на перроне…
И выйдешь ты из дома в ночь,
Когда окраина в дремоте,
И осторожным шагом — прочь
Отсюда скроешься в лохмотьях.
Беги из тесного жилья,
Беги в чужой квартал!
Вот это — ты, а это — я.
Забудься, ты устал.
Все стало нипочем. Беги
От собственной тоски.
Дождь хлещет. Впереди — ни зги.
Огнем стучат виски.
Внезапно, с воплем пополам,
Сорвешь дыханье: стой!
Зачем так много ярких ламп?
Иль праздник тут какой?
На рынки вывален товар.
Дома от спеси пухнут,
И вбиты прочно, в тротуар, —
Но час настанет — рухнут.
И — дзын! — в окно торговки камень.
— Как спится вам, мадам? —
И — с перехваченным дыханьем —
В ночь по своим следам…
Безродные, безрадостные дни…
Бессонницей отравленные ночи…
Под боком город, — вот его огни,
Но кто там выбросками озабочен?
Минск! В этом сумрачном, седом,
Равнинном белорусском поле —
Зачем на каждый светлый дом
Так много хижин, полных боли?
На магазинах вывески тускнеют.
Прилавок всякой всячиной оброс.
Дешевка! Стой! За двадцать пять копеек!
Пожалуйста! На всякий вкус и спрос!
По целым дням здесь торг. И глаз и рук
Здесь не хватает продавцам для счета.
Эй, Пиня, ты здесь ищешь пару брюк?
Год прогуляешь в рваненьких еще ты.
А сколько в окнах ветчины, колбас!
Голодная слюна щекочет глотку.
Вы плачете? Смех разбирает вас?
Мадам! Пожалуйста, почем селедка?
Все есть в окошке. Вывеска орет.
Трещат прилавки. Продавцы потеют.
Набить горячим хлебом полный рот!
Занять бы в долг хоть двадцать пять копеек!
Весело Пине работать на крыше,
Рвать, настилать жестяные листы.
Небо и воздух. А хочется выше,
Чтоб разговаривать с тучей на «ты».
Жесть накалилась. И солнце такое
Близкое — словно достанешь рукой.
Где-то внизу городок в непокое,
Улицы, вывески, гомон людской,
Лавки, собаки, разносчики, дамы,
Треплются руки, несется поток.
Плюнуть бы к ним на булыжник, на ямы…
К черту! Исчезни, сгори, городок!