скрытых деревьями крестов. Точнее от распятых на них паломников. Сколько они там висят? Они хотят есть? Конечно, хотят. Несмотря на бессмертие люди продолжали страдать от голода, холода и боли. Их надо снять… но как? Он вздохнул. Снять? Самому бы к ним не присоединяться. Этот вон смелый, подвинул к себе рюкзак, обхватил его и прижал к груди, как детскую игрушку.

— Спокойной ночи, — с ухмылкой бросил Данька.

Костик не ответил. Глупая затея нравилась ему всё меньше и меньше. А если корешок из оцепления не придёт? Ему вообще можно доверять? Может он заманил их сюда, чтобы сдать своим? В лагере пастухов завыли собаки. Надо возвращаться домой. Он оглянулся. Его безумный друг уже сопел, обняв рюкзак.

Оставалось сесть. Костик прислонился спиной к дереву. Собаки — это хорошо! Данька их недолюбливает. Может удастся его убедить. Днём и забор, наверняка, выглядит ещё внушительнее. Потом ещё будут вспоминать этот квест и смеяться.

Успокоившись, он не заметил, как уснул. Даже успел увидеть сон. Наверное, повлияли столбы с распятыми. Снилась кадры из какого-то исторического фильма. Измождённый Христос устало смотрел на толпу, ожидая удара копьём.

— Или ты его, или он тебя! — закричал центурион.

— Нет! — испугался Костик и бросил зажатое в ладонях копьё.

— Встань, скотина!

Голгофа растворилась в кровавой дымке, а его рот наполнился солью.

От второго удара голова врезалась в ствол. Зачем центурион его лупит? Закрывая голову руками, Костик попытался отползти, но удар ботинка догнал его.

— Вставай, гнида. Пристрелю!

Сон развеялся окончательно. Костик наконец сообразил где находится и постарался быстрее подняться. Бок болел. Из носа и рассечённых губ лилась кровь. Но нападавший повторять явно не любил. Выпрямившись, он разглядел мучителя. Размытое пятно превратилось в высокого мужчину. На невыразительном лице под тяжелыми надбровными дугами застыли чёрные глаза с голодной жадностью внутри. Лицо перекорёжила кривая ухмылка.

— Симпатичный, штаны снимай, — приказал он.

— Зачем?

Удара разглядеть не получилось, но в голове зашумело. Пастух не привык к возражениям бессловесных баранов.

— Не снимешь, я их с кожей срежу, и всё равно тебя оприходую.

От дикого вопля за спиной, Костик даже присел. Над его головой пролетел рюкзак. Пастух взмахнул руками, защищаясь, и не удержавшись на ногах, повалился назад. А вслед за рюкзаком выскочил Данька с увесистой дубиной. Размахнулся, но так и замер.

— В отрубе, — просипел он. — Башкой об камень бахнулся…

…свечи снова вспыхнули и погасли. Костик несколько раз моргнул. Церковь погрузилась во тьму. Став нереальной, будто и не существовала никогда. Он даже успел подумать, что всё это безумный сон и с облегчением вздохнул.

— Издеваешься, салага? — взревел архангел. — Я тебя… — он осёкся, задрав голову наверх.

Через мгновение нехотя кивнул, и свечи снова вспыхнули.

В чудо-церкви правда что-то изменилось. Стало светлее, даже ярче.

— Выбирайте кто пойдёт! Даю минуту. Потом пущу тех, кто ломает дверь!

Данька покачал головой.

— Ты должен идти, — начал Костик.

— Оно мне надо? Я тебя сюда привёл. Тебе же в раю самое место. У тебя здесь всё равно ничего не получится, а я и здесь не пропаду. Устроюсь! Ты же доверчивая размазня. Никакого корешка в оцеплении не было. Я всё придумал! — он выдохнул, удивлённо заморгав.

— Упрямый придурок! Хоть раз меня послушай.

— Тебя? Зачем? Ты же опять начнёшь ныть про всякую хрень! Давай уже вали в свой рай, там тебя никто не обидит. Будешь сидеть на облаке с такими же нытиками. Оставь меня в покое! Хватит за мной везде таскаться!

Костик сжал кулаки.

— Ну и пошёл ты, жалкий эгоист. Ты только себя и слушаешь! Оставайся!

Он сделал шаг к сияющим алтарным вратам.

— Ну вот и отбились наконец, — довольно пробасил архангел, и в чудо-церкви снова стало как было: не так светло и ярко.

Костик остановился у алтаря. Провал в неизвестность сиял. Он облизал пересохшие губы и последний обернулся. Данька гордо задрал подбородок, но глаза подозрительно блестели…

…он тяжело дышал и оглядывался по сторонам, пытаясь понять, откуда взялся мучитель, но так и не понял. В лагере пастухов заревела сирена и включились ослепительные прожектора. А следом завыли моторы невидимой техники.

— Что творится? — всё ещё оглядываясь, заверещал Костик.

В лесу, за их спинами, нарастал беспорядочный гул, словно катила неудержимая волна цунами, крушащая всё на своём пути. Тряслись деревья. Мелькали огни. А ветер доносил густой жаркий пар, вперемешку с человеческим потом.

— Бежим! — приказал Данька.

Из-за деревьев повалили люди. Огромный толстяк, размахивая невероятных размеров тесаком, гаркнул им в лицо:

— Каждому место в раю! — и пронёсся мимо, даже не снижая скорость.

Дикий вопль, как будто прибавил ему сил. Выскочив на поле, он рысью полетел между крестов, рубя всё на своём пути. Толпа не отставала и не редела. Из-за деревьев выскакивали всё новые люди. С каждой секундой их становилось всё больше и больше.

— Давай вернёмся! — Костик попытался переорать шум.

— Как? — отозвался Данька.

На опушке не осталось места, даже чтобы пошевелиться. Их тащило человеческое стадо, не давая вырваться. Оставалось только перебирать ногами и хоть как-то отталкиваться руками. То и дело, какой-нибудь дылда впечатывался в голову плечом или в бока въезжали чьи-то острые локти. Им наступали на ноги, толкали, пинали, пихали и всё сильнее закручивали в водоворот сумасшествия.

Костик отчаянно хватался за Даниила, чтобы не унесло бурлящим человеческим потоком, но безумцы напирали со всех сторон. Продолжая орать что-то про рай и честное место для каждого. Через валы мокрых от пота спин не было видно ни забора с колючей проволокой, ни даже недостроенных башен. Вокруг мелькали только бессчётные кресты с мучениками. Они угрюмо взирали с высоты и в тёмных глазах с расширенными зрачками читалось злорадство.

Всё окончательно смешалось: крики людей, лай собак, автоматные трели и рёв моторов.

— Ура! — заорал кто-то и его бешеный вопль подхватили тысячи глоток.

Но тут над чудо-церковью, разгоняя утренний мрак, запылало золотое сияние.

Паломники и пастухи замерли, как по команде. В сырой хрустящей тишине было слышно только тяжёлое дыхание.

Сквозь сияние протаяли цифры, и поле сотряс громоподобный глас:

— Осталась тысяча мест. Придётся доказать своё право стать избранным и гарантированно оказаться в раю. Смерть возвращается, пусть победят сильнейшие.

В предрассветной тьме остались только сверкающие: единица и три