Марк Веро Соната для пера и листа No.3 in b-moll. Proelium Hemisphaerium Cerebri

1. Grave. Приготовление

Во мгле неведомой вселенной тянулся пояс тусклых звезд. Лучами проникая за безвестность, выхватывали сцены бытия. Там, где терялись нити воспоминаний, где обрывались миллионы непроторенных космических дорог, лежал тот мир нетронутый и бережно хранимый теми, что плыли вокруг звезд.

Они за сотнями веков смотрели на диковинных, гигантских протоплазматических существ, что населяли водный мир. Один из тех, на которые у них была надежда в этой системе. Существа эволюционировали до нескольких масс, равномерно разошедшихся по миру. Незанятых просторов было море, но по какой-то неясной причине существа сталкивались в близких точках. Распадались, поглощали друг друга, перекрашивались, вновь собирались.

За звездами видели их мощные тела, их выбросы пульсирующих мышц, их протяженные биения и стоны. Вот, казалось бы, один набрал силу, но иной с другого конца мира шлет ему незримые сигналы. И тот распадается, с трудом собирая за собой хвост отстающих.

Все было непонятно в этом мире. За звездами решили послушать одного из этих многоликих созданий водной жизни, который прямо сейчас (впрочем, что такое «сейчас» для тех, кто наблюдает веками?) метался в самом себе, окрашиваясь в разные цвета.

— Думаешь, мы поймем их? Века наблюдений не дали нам мысли, отчего они превращают в хаос ту среду, в которой текут их громадные силы, — сказал один звук из-за дальней звезды.

— В них так много всего, такой потенциал скрыт, — эхом отразился звук со звезды у этой планеты. — Их внутренние силы тянут то в один, то в другой заряд. Они покорили планету, но не покорили себя. Потому мы тут и ждем, разве нет? Разве в нашей лучистости найдешь такие неопределенные черты?

— Думаю, этим они нас и увлекли. Я слышал истории о древних театрах в наших древних цивилизациях. Они умели вызывать и слезы горя, и смех радости.

— Пока не поднялись к звездам?

— Да. Но как ты предлагаешь понять их мысли, их речи? Они так различны. Один тянет в сторону уплотнения жировых наростов, отбирая вещества у своих дальних соседей, давая им какие-то полупрозрачные билеты, другой обзавелся сложными путями и изощренными маршрутами, путая и себя, и окружающих, третий мощно дышит в середине мира, сочетая в себе черты как левых, так и правых, четвертый занял огромную часть мира, проявив небывалую организованность, пятый добывает что-то полезное в обезвоженных местах… Их так много! И они такие разные!

— Даже в себе самих!

— Найдешь подход?

— Хочу погрузиться в одного из них и послушать о чем там ведутся теперь споры.

— На мгновенье окунешься? Без тебя буду скучать в бесконечности!

— И не заметишь, как вернусь! Лет на двадцать окунусь!

— И, правда, — миг один!

— Не успеешь и моргнуть. Я полетел!

Протуберанец вспыхнул у звезды, выпустив мощный заряд энергии. Дальние ученые взялись за его расчеты и измерения. Но для тех, что плыли вокруг звезд, пронеслось лишь мгновение. И он вернулся, спеша поделиться со звездным другом частью истории.

— Какое чудо их мир! Какая красота! Тысячи, десятки тысяч существ, разлившихся в безбрежном беге природных сил. Как они там чудно пузырятся, как мчатся, рассекая водные просторы! А какая краска света, входящего в дождевые слои атмосферы! Миллионы брызг плескаются, как дети, раскрашивая все в цвета дивной красоты! Здесь, среди сияющих звезд, мы не видим таких красок! А там — разлиты такие щедрые подарки! Глаз радуется!

— Так ты смог все лицезреть?

— О да! Я воплотился в одно из тех гигантских существ, которые бороздят эту чудную планету. Изнутри его устройство меня поразило куда больше, чем снаружи!

— Расскажи же скорее, мне не терпится услышать твой рассказ!

— Начну с того, что мы ошиблись в природе этих существ. Существо-то одно, но под его толстым панцирем находится небывалых размеров мозговое вещество, разделенное перегородкой на две половины. И в каждой из них живут миллиарды нейронов! Которые взаимодействуют друг с другом, решают разные задачи, общаются, мигрируют, дают сигналы! Но, парадокс, каждая такая клетка там считает себя отдельной особью, не зависящей от других! Более того, многие из них берут на себя властные функции и заставляют других считаться со своими решениями путем силы, убеждения или обмана! Самые сильные образуют целые сети, системы!

— Так то существо не представляет собой один организм?

— Я не успел понять за двадцать лет. Возможно, нужен больший срок.

— И ты был один из них?

— Да! Я стал одной из части этого гигантского организма, плывущего по миру. Но внутри него каждый из нейронов принимал меня за отдельного индивида! Выдал мне права, поместил в одну из областей! О, послушай, какое диво-дивное! Они поделили этот организм на много областей. Не так давно еще, в общем, он был более цельным. Но там случилось нечто вроде распада. Я не успел вникнуть и понять. Словом, они нанесли границы на области одного вещества, закрасили разными цветами, приставили охранных нейронов и пресекли попытки вольного мигрирования и обмена сигналами. А теперь больше! Но… слушай, какие дела там творятся!

— Поведай же!

2. Scherzo. Раззадоривание

Я стоял между такими проведенными чертами и наблюдал долгие годы непонятные мне процессы. Внешним взором я видел, как далекое существо внушило части вести о том, что как они бы жили лучше, если бы могли вырваться из своего организма. И нейроны решили, что могли бы жить вне мозга, представляешь!

— Зачем нам та часть! — кричали одни. — Мы проживем и без них! Смотрите, как хорошо живут на той далекой стороне океана!

— Ломайте! Крушите! — восторженно вопили миллионы нейронов по обеим сторонам, расходясь за придуманные ими черты.

А далекое существо наползало и наползало… Я видел всплески многих сил, метания, огни, пронзительные свисты, трепетанья.

— Давайте перепишем наши битвы и победы! — кричали на одной стороне.

— Давайте откажемся от нашего языка! — поддакивали восторженно переполненные чем-то клетки.

Какая мешанина, какие полыханья, какое движение масс пошло! Само существо не только не становилось крепче, но, кажется, чахло. А внутри него с каждого Hemisphaerium cerebri лозунги становились все громче, проникали в быт, в жизнь, в слова, в дела. У одних нейронов это вызывало сопротивление. Тогда другие принялись им угрожать. А от слов вскоре перешли и к действиям: сгоняли их, запрещали говорить и думать, дальше хуже… мне было дико видеть, как одна половина так воспламенилась… всю пошлость выплеснули, все языки огня, что были в