красные. Женщина рассказала, что это произошло, когда мальчик с отцом «ловили луну», то есть ныряли за сокровищами в затопленные руины на дне водохранилища «Три ущелья». Там находилось почти одиннадцать сотен заброшенных деревень, поселков и даже городов: всегда можно отыскать что-нибудь стоящее. Тогда подобное было в порядке вещей, хоть и не считалось законным. Она объяснила, что это не воровство, ведь там была их собственная деревня, Старый Дачан, и они пытались достать фамильные ценности из оставшихся домов, которые не перенесли на новое место. Женщина начала повторяться, и мне пришлось прервать ее, пообещав, что я не стану никого выдавать полиции. Она немного успокоилась и рассказала, что мальчик вернулся со слезами и следом укуса на ноге. Он не знал, что случилось, вода была слишком темная и мутная. Его отца больше не видели.

Я взял мобильный телефон и набрал номер доктора Гу Вэнкуя, своего старого армейского друга, который теперь работал в Институте инфекционных заболеваний при Чунцинском университете.^[4] Мы обменялись любезностями, обсудили собственное здоровье и здоровье внуков, как это принято. Потом я рассказал о вспышке странного заболевания и выслушал его шутливые замечания по поводу того, как деревенщина заботится о гигиене. Я натянуто рассмеялся, но сказал, что, по моему мнению, случай серьезный. Почти неохотно он спросил меня о симптомах. Я описал все: укусы, лихорадку, мальчика, руку… внезапно его лицо стало каменным. Улыбка пропала.

Гу Вэнкуй попросил показать ему зараженных. Я вернулся к пациентам и поводил камерой телефона над каждым из них. Он велел приблизить камеру к самим ранам. Я выполнил просьбу, а когда снова поглядел на экран, видеосигнал уже прервался, но аудиоканал был открыт.

«Оставайся там, — донесся до меня далекий голос. — Запиши имена всех, кто контактировал с больными. Свяжи тех, кто заражен. Если кто-то из них впал в кому, освободи помещение и надежно запри выходы».

Гу Вэнкуй говорил размеренно, как робот, словно заранее отрепетировал речь или читал с листа. Он спросил: «Ты вооружен?». «С какой стати?» — удивился я.

Вернувшись к деловому тону, Гу Вэнкуй обещал перезвонить. Сказал, что ему надо кое с кем связаться, а через несколько часов ко мне прибудет «помощь».

Они явились меньше чем через час, пятьдесят мужчин на больших армейских вертолетах, все в комбинезонах биологической защиты. Прибывшие представились работниками Министерства здравоохранения. Не знаю, кого они пытались обмануть. По их угрожающему чванству и презрительному высокомерию любая деревенщина признала бы Гуоанбу.^[5]

Их первой целью были пациенты, которых вынесли на носилках, в наручниках и с кляпами во ртах. Потом они пошли за мальчиком. Его поместили в мешок для перевозки трупов. Мать ребенка выла, когда ее и остальных жителей деревни собрали для «обследования». У всех узнали имена и взяли кровь на анализ. Одного за другим людей раздевали и фотографировали. Последней была высохшая старуха. Тщедушное, сгорбленное тело, лицо с тысячью морщин и крошечные ноги, которые, должно быть, забинтовывали в детстве. Она грозила «врачам» костлявым кулаком.

«Это ваше возмездие! — кричала старуха. — Месть за Фэнду!».

Она имела в виду Город призраков, где поклонялись духам в храмах и гробницах. Как и Старому Дачану, ему не повезло: он оказался препятствием на пути к очередному Великому Шагу Вперед. Город эвакуировали, потом разрушили и практически полностью затопили. Я никогда не страдал суевериями и не позволял себе подсаживаться на опиум для народа. Я врач, ученый, верю только в то, что мог увидеть и пощупать. Я никогда не видел в Фэнду ничего кроме дешевой, вульгарной ловушки для туристов. Конечно, слова этой старой карги на меня не подействовали, но ее тон, ее гнев… Она повидала много несчастий на своем веку: военные диктаторы, японцы, безумный кошмар «культурно" революции»… Она чувствовала, что приближается очереди катастрофа, хоть и не обладала достаточными знаниями, чтобы понять ее суть.

А мой коллега, доктор Гу Вэнкуй, понимал все слишком хорошо. Он даже рискнул собственной головой, чтобы предупредить меня, дать время позвонить и передать сигнал тревоги своим, прежде чем явится «министерство здравоохранения». Гу Вэнкуй кое-что сказал… фразу, которую мы не использовали долгие годы, со времен тех «мелких» пограничных конфликтов с Советским Союзом. Это было в далеком 1969-м. Мы сидели в блиндаже на нашей стороне Уссури меньше чем в километре вниз по течению от Чен-Бао. Русские готовились отбить захваченный нами свой остров, их тяжелая артиллерия громила наши скопившиеся для переправы войска.

Мы с Гу Вэнкуем пытались удалить осколок из живота солдата, который по возрасту казался немногим младше нас. У парня вывалились кишки, наши халаты были сплошь в его крови и испражнениях. Каждые семь секунд рядом разрывался снаряд, нам приходилось закрывать рану от падающей земли своими телами, и мы все время слышали, как бедняга тихо стонет, зовя мать. Были и другие голоса, доносящиеся из непроглядной тьмы у входа в блиндаж, отчаянные, злые голоса, которым не полагалось раздаваться на нашей стороне реки. Снаружи стояли двое пехотинцев. Один крикнул: «Спецназ!», и тут же начал стрелять во тьму. Тут мы услышали и другие выстрелы: свои ли, чужие, не разберешь.

Бабахнул новый снаряд: мы нагнулись над умирающим мальчиком. Лицо Гу Вэнкуя оказалось всего в паре сантиметров от моего. По его лбу тек пот. Даже в неясном свете единственного парафинового фонаря я видел, как он побледнел и затрясся. Гу посмотрел на пациента, на дверь, на меня и вдруг сказал: «Не волнуйся, все будет хорошо».

И это говорил человек, которого никогда в жизни никто не назвал бы оптимистом. Гу Вэнкуй был беспокойным парнем, невротичным ворчуном. Если у него болела голова, он тут же подозревал опухоль головного мозга. Если собирался дождь, значит, урожая в этом году не видать. Такой вот способ контролировать ситуацию, все время на шаг впереди. Теперь, когда реальность казалась ужаснее любого из его фаталистических пророчеств, ему ничего не оставалось, как зайти с другого конца.

«Не волнуйся, все будет в порядке».

В первый раз его пророчество сбылось. Отбив остров, Русские не стали переходить реку, а мы даже сумели спасти пациента.

Много лет спустя я дразнил его, поражаясь, в какую же передрягу нам нужно попасть, чтобы он выискал крошечный лучик света. А Гу всегда отвечал: мол, в следующий раз понадобится нечто похуже. Мы уже состарились, и вот оно пришло, «нечто похуже». Это случилось сразу после того, как он спросил, вооружен ли я.

«Нет, — ответил я. — С чего