невероятно… что сегодня им здесь рассказывают о таких вещах»^[18]. Она предостерегла от утечек информации в СМИ: «Ни при каких обстоятельствах мы не можем подтверждать, отрицать, оговаривать или признавать то, что нам что-либо известно о таких меморандумах». Кларка спросили, считает ли он, что Соединенным Штатам следует отказаться от политики запрета на политические убийства. «Мне кажется, вам следует быть очень осторожными в том, насколько широко вы одобряете применение подобных мер, — ответил он. — Мне кажется, что израильская практика составления обширных «расстрельных списков» была не слишком успешной. Она не останавливает, или, во всяком случае, не останавливала терроризм или те организации, члены которых были убиты». Кларк добавил, что когда он и его коллеги по администрации Клинтона готовили распоряжения о точечных убийствах, они предназначались для очень редких операций, проводимых с хирургической точностью. «Мы не хотели создавать обширного прецедента, руководствуясь которыми сотрудники разведки могли бы в будущем составлять «расстрельные списки» и превратить политические убийства в обычную практику своей работы… Министерство юстиции, отдельные структуры в Белом доме и ЦРУ выражали свою озабоченность тем, что может появиться американский «расстрельный список», являвшийся своего рода постоянно действующей инструкцией, куда регулярно вносились бы новые имена, а вооруженные этим списком боевые группы просто ездили бы и убивали людей».

Даже в таких условиях Кларк являлся членом небольшой группы сотрудников контртеррористического сообщества, выступавшей во времена Клинтона за более активную позицию ЦРУ в использовании своих «летальных полномочий», стараясь в максимальной степени использовать возможности для политических убийств. «После 11 сентября, — объявил Кларк, — почти все, что мы предлагали ранее, было реализовано».

Вскоре реформаторы пошли еще дальше.

Рамсфелд и Чейни наполнили администрацию ведущими неоконсерваторами, которые в эпоху Клинтона активно работали в теневом правительстве — аналитических центрах правого направления, у ведущих поставщиков вооружений и разведывательного оборудования — и планировали свой возврат к власти. Среди них были Пол Вулфовиц, Дуглас Фейт, Дэвид Эддингтон, Стивен Кэм-бон, Льюис «Скутер» Либби, Джон Болтон и Эллиот Абрамс. Многие из них поработали в Белом доме еще при Рейгане и Буше. Некоторые, как Чейни и Рамсфелд, начали свои карьеры еще при Никсоне. Несколько человек играли ключевую роль в разработке политических подходов в рамках ультранационалистического проекта «Новый американский век» (PNAC)^[19]. Несмотря на решения Клинтона прибегнуть к силе в Югославии и Ираке, а также провести серию воздушных ударов по другим странам, они рассматривали его администрацию как пацифистов, ослабивших доминирующие позиции США в мире и сделавших страну уязвимой. Они верили в то, что 1990-е гг. были «десятилетием пренебрежения обороной»^[20]. Неоконсерваторы уже в течение долгого времени отстаивали ту точку зрения, что по окончании холодной войны США остались единственной сверхдержавой, и вследствие этого должны были агрессивно пользоваться своим весом в мировых делах, перекраивая карту мира и расширяя империю. В центре их видения ситуации было резкое увеличение военных расходов. Подобные планы уже были подготовлены Чейни и его помощниками, когда в 1992 г. он занимал пост министра обороны. Проект «Руководства по оборонному планированию», подготовленный Чейни, по утверждению неоконсерваторов, в учредительном документе PNAC «содержал в себе программу поддержания доминирующих позиций США, воспрещения возникновения сопоставимых по силам соперников и формирования порядка обеспечения международной безопасности в соответствии с американскими принципами и интересами»^[21]. Главными авторами оборонного манифеста Чейни стали Вулфовиц и Либби^[22]. Документ приводил аргументы в пользу того, что США должны быть единственной сверхдержавой и предпринимать все необходимые шаги для того, чтобы «потенциальные конкуренты и не помышляли о том, чтобы играть более значительную роль как на глобальном, так и на региональном уровнях»^[23].

Их планы, однако, сорвались по вине более могущественных сил в первой администрации президента Буша, а именно председателем Объединенного комитета начальников штабов генералом Колином Пауэллом, Госсекретарем Джеймсом Бейкером и советником по национальной безопасности Брентом Скоукрофтом^[24]. Итоговый проект, к большому разочарованию Чейни и неоконсерваторов, был проникнут намного меньшим империалистическим духом.

Десятилетие спустя, даже до 11 сентября, неоконсерваторы, вернувшиеся к власти при администрации Буша, вытащили эти планы из небытия и принялись реализовывать их. Главный упор был сделан на возможность применения силы со стороны США, а также создание оснащенных по последнему слову техники подразделений специального назначения. «В будущем веке наши силы должны быть подвижными, мощными, легко развертываемыми и требовать минимального материально-технического обеспечения», — заявил Джордж Буш в ходе своей предвыборной кампании 1999 г., магистральные направления которой были разработаны Вулфовицем и другими неоконсерваторами. «Мы должны быть в состоянии перебрасывать наши войска на большие расстояния за дни и недели, а не за месяцы. На земле наши тяжелые подразделения должны стать легче. Наши легкие силы должны быть более смертоносными. И все силы должны развертываться быстрее и проще»^[25].

Неоконсерваторы рассматривали также возможность дальнейшего укрепления доминирующего положения США в области контроля над мировыми природными ресурсами, предусматривая прямое противодействие стоявшим на пути к этому народам и государствам. Активно рассматривались вопросы смены правительств в ряде стран, особенно в богатом нефтью Ираке. «Неоконсерваторы были горячими сторонниками американского военного вмешательства, при этом немногие из них служили в армии, а еще меньшее число когда-либо избиралось на государственные должности, — заметил Джим Лоуб, журналист, исследовавший развитие неоконсервативного движения в десятилетие, предшествовавшее 11 сентября. — Их отличало неустанное стремление к военному господству в мировом масштабе, а также презрение к ООН и к многосторонности в более общем смысле слова»^[26]. Лоуб добавил: «По мнению неоконсерваторов, Соединенные Штаты олицетворяют собой в мире силу добра. У них есть моральное право применять эту силу. Военная мощь этой силы должна быть